Иэн с Ролло – обоим невмоготу было сидеть в душной хижине – часто выбирались в Анна-Уку, а порой уходили на долгую охоту вместе с парнями из деревни.
– Мальчишка лопочет на языке индейцев куда лучше, чем по-гречески или по-латыни, – заметил Джейми с некоторой долей суровости, наблюдая, как Иэн препирается с одним из охотников на подобной вылазке.
– Знаешь, если бы Марк Аврелий писал о том, как выследить дикобраза, ему бы внимали гораздо внимательнее, – успокаивающе изрекла я.
Я прекрасно относилась к Иэну, но мне по душе были его частые отлучки. В жизни есть моменты, когда третий, что называется, лишний.
Нет в мире ничего лучше пуховой постели и открытого огня. Когда Иэн уходил, мы не утруждались разжиганием лучины, а ложились в постель, окруженные тьмой, обнимались, грея друг друга, болтали до поздней ночи, смеялись, делились историями из прошлого, строили планы на будущее и прерывали разговор лишь для того, чтобы без слов насладиться настоящим.
– Расскажи о Брианне. – Джейми больше всего любил истории о ее детстве. Что она говорила, во что была одета, что делала.
– Я тебе не рассказывала, как меня позвали в школу, чтобы поделиться опытом врача?
– Нет. – Он слегка отодвинулся, устраиваясь поудобнее, повернулся на бок и прижался ко мне. – А что они от тебя хотели?
– В школе устроили день профориентации, и учителя пригласили множество разных специалистов, чтобы те объяснили, чем занимаются. Дети должны таким образом получить представление о работе юриста, или, например, пожарного…
– Думаю, уж это и так понятно.
– Слушай внимательно! Или ветеринара – это доктор, который лечит животных, или дантиста, специального врача, который лечит только зубы…
– Зубы? Да как их можно вылечить, разве только вырвать?
– Ты не поверишь. – Я откинула волосы назад, убрав пряди с лица. – А вообще они каждый раз просили, чтобы пришла я, потому что в те времена женщина-врач была явлением не слишком-то привычным.
– Думаешь, сейчас это дело привычное? – Джейми расхохотался, и я шутливо пнула его в голень.
– Вообще-то, вскоре так и стало. Но в то время было иначе. А когда я закончила рассказывать и поинтересовалась, не хочет ли кто-нибудь задать вопрос, один мерзкий мальчишка заявил, что, по словам его матери, работающие женщины ничем не лучше проституток, им бы дома сидеть с семьей, а не отнимать работу у мужчин.
– Сомневаюсь, что его мать в жизни видела хоть одну проститутку.
– Да, трудно себе представить… Тогда Брианна встала и сказала очень громко: «Знаешь, очень хорошо, что моя мама – доктор, тебе он скоро понадобится». И стукнула его по голове задачником, а когда он свалился, насела на него и отхлестала по губам.
Я спиной почувствовала, как затряслись у Джейми грудь и живот.
– Какая храбрая девчонка! Надеюсь, учитель ее за это не высек?
– Теперь в школах детей не секут. Ей нужно было написать покаянное письмо маленькому гаденышу, но ему следовало написать такое же мне, и дочь решила, что это по-честному. Самое удивительное другое: позже выяснилось, что отец парня тоже работал врачом, он был одним из моих коллег в больнице.
– И тебе дали работу, на которую рассчитывал он?
– Как ты догадался?
– Хм. – Теплое дыхание Джейми защекотало мне шею. Я обернулась и погладила длинные, покрытые волосами бедра, с наслаждением ощущая под пальцами бугорки мышц.
– Ты сказала, она в университете училась, изучала историю, как Фрэнк Рэндалл. А ей никогда не хотелось стать доктором, как ты? – Крупная ладонь легла мне на задницу и принялась нежно поглаживать.
– Хотела, когда была маленькой. Я иногда брала ее с собой в больницу, и ей жутко нравились инструменты. Она играла с моим стетоскопом и отоскопом – это штука, чтобы заглядывать в уши, – но потом она передумала. С детьми часто так происходит.
– Правда? – Для Джейми это звучало как сказка. Большинство детей того времени просто-напросто перенимали профессию отца или шли в подмастерья к тому, на кого укажут родители.
– Да, правда. Вот смотри… Сначала она хотела стать балериной, как большинство девочек. Это такая танцовщица, которая танцует на цыпочках, – пояснил я, и Джейми удивленно хмыкнул. – Потом ей захотелось водить мусоровоз, потому что наш мусорщик как-то прокатил ее в своем грузовике, а потом аквалангистом, а потом почтальоном, а еще…
– О боже, кто такой аквалангист? А мусорщик?
К тому времени, как я вкратце перечислила популярные профессии из двадцатого века, мы лежали лицом друг к другу, переплетясь ногами, и я с восхищенным интересом наблюдала, как его сосок твердеет под подушечкой моего большого пальца.
– Я не знаю, в самом деле ей так хотелось изучать историю, или она пошла туда, чтобы порадовать Фрэнка. Она очень его любила. А он ею гордился… – Я на минуту умолкла, пока Джейми гладил меня по спине ладонью. – Брианна стала ходить в университет на занятия по истории, еще когда училась в старших классах… Я же рассказывала тебе про школьную систему? А потом, когда Фрэнк умер… По-моему, она решила продолжать с историей, потому что считала, что он бы этого хотел.
– Верная.
– Да. – Я запустила пальцы в его шевелюру. – Даже не знаю, от кого у нее эта черта.
Джейми коротко вздохнул и притянул меня к себе.
– Не знаешь? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – А не может случиться, что она как-нибудь наткнется на нас? В смысле, вдруг где-то что-то написано?
Честно говоря, такая мысль впервые пришла мне в голову, и несколько минут я лежала задумавшись. Затем я слегка потянулась и положила голову на плечо Джейми, невесело улыбнувшись.
– Вряд ли. По крайней мере, до тех пор, пока мы не сотворим что-нибудь значительное. – Я махнула рукой на стену хижины и необъятную даль, что простиралась за ней. – Боюсь, на это шансов мало. Да и не станет она специально искать.
– Не станет?
Я помолчала немного, вдыхая его терпкий, мускусный аромат.
– Надеюсь, что нет, – в конце концов тихо проронила я. – У Брианны должна быть своя жизнь, не стоит все время оглядываться в прошлое.
Джейми ничего на это не ответил, лишь взял мою руку и положил ее между нами, вздохнув, когда я попыталась его обнять.
– Ты такая умная, саксоночка, а дальше своего носа не видишь. Или притворяешься из скромности?
– С чего ты решил? – спросила я с легкой досадой.
– Ты сказала, девочка отличается верностью. Она так любила отца, что строит свою жизнь согласно его желаниям даже после того, как тот умер. Считаешь, что тебя она любит меньше?
Я отвернулась. Локоны упали мне на лицо.
– Нет, – наконец прогудела я в подушку.
– Что ж. – Джейми схватил меня за бедра и повернул к себе, медленно надвинувшись на меня сверху. Больше мы не говорили, и расплывчатые границы между нашими телами вовсе пропали. Я поставила ступню ему на лодыжку, чувствуя и гладкость кожи, и плотную волосяную поросль, мозолистую ладонь и нежную плоть, нож и ножны в одно и то же время. Ритм наших движений слился с биением сердца.
