– Ах ты ж, мерзкая скотина! – проворчала я. Уж не заключало ли незнакомое немецкое имя в себе подобной характеристики? – Я из-за тебя чуть шею не свернула.
Я утерла грязь с лица все еще дрожащей рукой и стала соображать, как мне снова подняться.
Похоже, что никак. Позади гора по-прежнему резко шла под уклон, упираясь в каменную глыбу, а прямо передо мной оказался неглубокий овражек, по которому бежал ручей.
Надо подумать. Никто не знает, где я. По сути, я и сама не знаю. Хуже всего, что искать меня кинутся не сразу. Джейми подумает, что я пережидаю непогоду у Мюллеров. Мюллеры уверены, что я спокойно добралась домой. Даже если они вдруг забеспокоятся, пойти за мной никто не сможет, потому что ручей вышел из берегов. А к тому времени, как обнаружат размытую тропинку, мои следы смоет дождь.
Хорошо, я хотя бы не разбилась. Зато осталась без лошади и без еды, в полном одиночестве, не зная, куда идти, и насквозь промокла. С уверенностью можно сказать одно: от жажды я не умру.
Вспышки молний продолжали трезубцами озарять небо то тут, то там, однако гром теперь звучал тише, как будто издалека. Я не боялась, что в меня ударит молния, – вокруг полно целей получше, например большие деревья, росшие в одиночестве, – но все же не мешало бы найти укрытие от дождя.
Ливень продолжался. Капли скатывались по носу с завидной регулярностью. Прихрамывая и от досады проклиная все на чем свет стоит, я начала спускаться по скользкому склону к ручью.
Этот ручей тоже разлился. Из воды торчали верхушки кустов, их листья трепал бегущий поток. Я продиралась через колючие заросли остролиста и можжевельника к каменистому южному склону, надеясь, там найдется грот или пещера, чтобы укрыться от непогоды.
Мне попадались только черные тяжелые камни, сорвавшиеся с вершины. И вдруг я обнаружила неподалеку место, где можно приютиться.
Берег подмыло водой, и можжевельниковое дерево не удержалось в земле, упало в ручей, уткнувшись верхушкой в каменистый склон напротив. Пышные ветви трепетали в воде и частью укрывали камни. Ствол торчал вверх под углом к ручью, словно удочка; с моей стороны видны были торчащие наружу мощные корни. Возможно, ветви можжевельника не самая надежная защита, но, во всяком случае, лучше, чем стоять столбом под дождем или ютиться где-нибудь в кустах.
Я устремилась к дереву, даже не подумав, что под ним может прятаться от ненастья медведь, дикобраз или еще какой-нибудь не слишком дружелюбный зверь. К счастью, там было пусто.
Укрытие размером футов в пять, сырое, темное и промозглое, оказалось полностью в моем распоряжении. Над головой, словно в барсучьей норе, нависали узловатые корни, перепачканные песком. Зато вместо слякоти у меня под ногами была твердая земля и по макушке не барабанил ливень.
Совершенно измотанная, я забралась в дальний угол, сбросила мокрые туфли и уснула. Видимо, из-за мокрой холодной одежды меня терзали кошмары: мелькали сцены деторождения с криками и кровью, затем деревья, камни, дождь… Порой я выходила из полубредового забытья, чувствуя ужасную усталость, а затем вновь проваливалась в сон.
Мне снилось, что я рожаю, причем детская головка появлялась у меня меж бедер одновременно с двух ракурсов, как будто я и мать, и акушерка. Я взяла новорожденную на руки, от нее пахло кровью – ее и моей, и передала на руки отцу. Я отдавала ее Фрэнку, а на дочкино лицо со словами «она красавица» посмотрел Джейми…
Я проснулась и снова уснула. Мне снилось, что я пробираюсь между камней и водопадов, напряженно что-то ищу. Я проснулась и снова уснула. Теперь я шла по лесу, а за мной кралось что-то неведомое и страшное. Я проснулась и снова уснула. У меня в руке был окровавленный нож…
Я окончательно проснулась, когда почуяла дым. Дождь стих. Наверное, меня разбудила внезапно воцарившаяся тишина. Запах дыма по-прежнему бил в ноздри; похоже, это не сон.
Я встревоженно высунула голову из своей норы, как улитка из домика. В бледном серовато-розовом небе над вершинами гор занялись яркие оранжевые всполохи. Меня окружал безмолвный лес, только капли тихо падали с ветвей. Солнце садилось, в низинах уже стемнело.
Я вылезла из убежища и огляделась. За моей спиной журчал вышедший из берегов ручей, и больше ничто не нарушало тишину. Впереди на небольшом холме рос высокий тополь – именно от него и шел дым. В дерево ударила молния: с одной его стороны на фоне сумеречного неба роскошным пологом красовалась зеленая крона, а с другой листья обратились в прах и осыпались, усеяв мощный ствол пеплом. Белые клубы дыма отлетали ввысь, словно духи, покидавшие волшебный плен, а под почерневшей корой то и дело вспыхивали красные огоньки.
Я заглянула под навес из ветвей в поисках обуви, в темноте ничего не нашла, и отправилась на холм босиком, тяжело дыша от натуги. Мышцы одеревенели после сна на холодной земле; казалось, дерево само неуклюже спешит мне на помощь, цепляясь за землю крючковатыми пальцами корней.
Возле тополя было тепло. Блаженно, замечательно тепло. Да, пахло дымом и гарью, зато тепло. Я подошла поближе, насколько хватило храбрости, распахнула пальто и замерла, чтобы обсохнуть и согреться.
Сначала у меня в голове даже мыслей не было; я просто стояла, чувствуя, как отходит окоченевшее тело. Но когда кровь вновь побежала по венам, начала саднить рана на колене, и живот свело от голода – после завтрака прошло много времени.
Впрочем, до ужина осталось еще больше, подумала я, горько усмехнувшись. Из низин, крадучись, выползала тьма, а я никак не могла сориентироваться. Коня, между прочим, как ветром сдуло.
– Гад и предатель, – обиделась я. – Наверняка увязался за какой-нибудь лосихой.
Одежда немного подсохла, зато вокруг резко похолодало; ночь обещала быть студеной. Что делать: остаться здесь, под открытым небом вблизи дымящегося дерева, или вернуться в нору, пока я хоть что-нибудь вижу?
С дерева свалилась ветка, и я приняла решение. Тополь все равно уже еле тлел, ствол еще хранил жар, но огонь потух. Ночных хищников он не отпугнет. Без огня и без оружия у меня был один выход – затаиться в норе, как мышка. Да и в любом случае надо возвращаться, я ведь оставила там обувь.
Неохотно отойдя от единственного источника тепла, я направилась назад к поваленному дереву. Забравшись внутрь, я различила в дальнем углу что-то светлое и протянула руку, однако наткнулась не на кожу туфель, а на что-то твердое и гладкое.
Инстинкты сработали раньше, чем мозг; я отдернула руку, не успев найти подходящее слово. И замерла на секунду – сердце глухо билось в груди. Затем любопытство пересилило страх, и я начала разрывать податливый песок вокруг таинственного предмета.
Это был череп, полностью сохранившийся, с нижней челюстью, которая соединялась с верхней частью остатками высохших связок.
– Сколько времени человек пролежит в земле, пока не сгниет?
[24]
– удивленно пробормотала я, крутя в руках череп. Он был холодным и мокрым, слегка шершавым от долгого воздействия сырости. Под деревом было слишком темно, чтобы как следует разглядеть его, но я на ощупь исследовала выпуклые бугры надбровий и гладкую эмаль на резцах. Похоже, мужчина, еще не старый – большинство зубов на месте, странно, что они в хорошем состоянии, по крайней мере насколько я могла судить, ощупав их большим пальцем.
