Немного погодя он заявил:
— Думаю, я получил, что хотел.
Они понаблюдали за работой остальных. Женетт сказал:
— У тебя ведь в голове кваком, верно?
— Да. Полина, поздоровайся с инспектором Женеттом.
— Здравствуйте, инспектор Женетт.
— Можешь ее выключить? — спросил инспектор.
— Да. А ты выключишь свой?
— Да. Если они действительно выключаются, когда мы их выключаем. — Через лицевую пластину Свон видела ироническую улыбку инспектора. — Отлично. Паспарту спит. Как Полина?
Свон придавила пластинку под кожей справа на шее.
— Да.
— Хорошо. Теперь можно говорить откровеннее. Скажи, когда твой кваком включен, он регистрирует все, что ты слышишь и видишь?
— Обычно да. Конечно.
— А есть у него прямой контакт с другими квантовыми компьютерами?
— Прямой контакт? Ты имеешь в виду квантовую сеть?
— Нет, нет. Уверяют, что из-за декогеренции это невозможно. Я только о радиоконтакте.
— Ну, у Полины есть радиопередатчик и радиоприемник, но я выбираю, что именно ей принимать и передавать.
— Ты уверена?
— Да, думаю, да. Я ставлю задачи, она их выполняет. Я могу по ее записям проверить, что она делала.
Маленькая серебряная фигурка с сомнением качала головой.
— Разве у тебя не так? — спросила Свон.
— Наверное, да, — сказал Женетт. — Просто я не уверен во всех квантовых компьютерах, которые не Паспарту.
— Почему? По-твоему, квакомы как-то связаны с тем, что произошло здесь? Или на Меркурии?
— Да.
Свон с удивлением и легким испугом смотрела на плывшую рядом с ней большую куклу в скафандре. Голос инспектора отчетливо звучал из микрофона в ее шлеме, так же, как голос Полины, потому что инспектор был рядом. Чистый высокий контртенор, приятный и забавный.
— С боков от щели несколько маленьких кратеров. Вроде этого, — ткнул указательным пальцем инспектор, и на краю кратера появилась зеленая лазерная точка, быстро описала окружность и сосредоточилась в центре. — Видишь? И вот еще? — Точка очертила другой кратер. Оба очень маленькие. — Они такие свежие, что могли возникнуть при ударе или сразу после него.
— Значит, это выбросы?
— Нет. Тяготение здесь такое небольшое, что выброшенное не возвращается. Ну разве что остатки. А эти ямы глубже.
Свон кивнула. Поверхность астероида во множестве усеивали свободно лежащие камни.
— Как в отчете о катастрофе названы эти кратеры?
— Аномальными. Там рассуждают, что, возможно, ямы — места прорыва талой воды, нагретой при ударе. Возможно. Но, я полагаю, ты смотрела отчет о катастрофе Терминатора?
— Да.
— Помнишь, там тоже были аномалии? Внешние кратеры, очень маленькие, возникшие после события. Но на Меркурии это может быть вернувшийся материал выбросов.
— Ударивший предмет не мог расколоться при входе?
— Такое обычно происходит, когда он нагревается в атмосфере и теряет скорость.
— Не могло ли тяготение Меркурия привести к этому?
— Его воздействие незначительно, им можно пренебречь.
— Ну, не знаю, может, ничего и не разбилось.
Маленькая фигура кивнула.
— Да, верно.
— Что это значит?
— Ничего не разбилось. Наоборот, сложилось.
— Как это?
— Я хочу сказать, что до удара оно не было единым целым. Именно поэтому меркурианские системы обнаружения не сработали. Они не могли его не видеть, оно должно было откуда-то появиться — но не среагировали. Возникает проблема МГО — минимальной границы определения. Такая граница всегда существует — либо как свойство самого метода обнаружения, либо искусственно обозначенная выше некоего минимума.
— Почему?
— Чтобы не поднимать тревогу, когда опасности нет.
— Ага.
— Так что системы различны, но система защиты Меркурия с так называемым уровнем обнаружения почти аналогична местной, основанной на методе границ обнаружения. Иными словами, уровень обнаружения на Меркурии вдвое выше границы здешней системы, что в шесть-семь раз превышает стандартные погрешности обнаружения. В типичных случаях для обеспечения безопасности системы генерируют небольшие ложные отклонения в ту или иную сторону.
Но посмотрим, что лежит ниже уровня обнаружения. В основном очень небольшие камни — булыжники весом меньше килограмма каждый. Но если их много и если они соберутся вместе только в последнюю секунду, причем каждый придет из другого сектора неба с разной скоростью, но с таким расчетом, чтобы все они собрались в одном месте в одно время… В таком случае до последней секунды эти камни останутся лишь мелкими камешками. Их могли выбросить в дальнем конце Солнечной системы и, возможно, за много лет до нас. И все же, если они запущены правильно, со временем их рандеву состоится. Скажем, соберется много тысяч камней.
— Своего рода «флэшмоб»?
— Вовсе нет. Просто камни.
— Но как это может получиться? Я хочу сказать, разве можно рассчитать, с какой силой их запускать и по какой траектории?
— Квантовый компьютер справится. Если найти достаточно метеоров подходящей массы и с нужной траекторией и иметь достаточные возможности расчетов, это реально. Я попросил Паспарту рассчитать для шарика от подшипника или для игры в бочче траекторию от пояса астероидов до нужной точки на Меркурии; на это ушло совсем немного времени.
— А сами броски возможны? То есть можно ли построить пусковой аппарат, который выбрасывал бы камни в определенной последовательности?
— Паспарту утверждает, что существует множество машин с уровнем точности, в два-три раза превышающим необходимый. Нужна только стабилизированная платформа для запусков. Чем устойчивее, тем лучше.
— Да, ничего себе выстрелы, — сказала Свон. — Сколько масс необходимо включать в расчет траекторий?
— Мне кажется, Паспарту учел десять миллионов самых тяжелых объектов в Солнечной системе.
— И мы все их знаем?
— Да. Точнее, знают ИИ. Все крупные террарии и космические корабли рассчитывают маршруты на много лет вперед. Что касается расчетов, для них нужен квантовый компьютер и довольно много времени — достаточно для реального руководства запусками.
— Сколько на это уйдет?
— У простого квакома типа Паспарту — три секунды. У обычных ИИ — примерно год на каждый камень, что, конечно, делает этот метод неприменимым для них. Требуются квантовые расчеты.
У Свон свело живот, словно она снова оказалась в служебном туннеле.
