— Вы никогда не пробовали учиться по системе Станиславского? — поинтересовался он.
— Нет, — удивленно ответила Лиза. — А почему вы спрашиваете?
— Я видел, как вы ведете себя на сцене, сдержанно и строго. Вам следует принимать участие в серьезных драматических постановках, а не в такой ерунде, как эта.
Его слова пролили бальзам на душу Лизы, и она, расчувствовавшись, даже поцеловала его.
— Спасибо, вы мне очень помогли, — сказала она.
Учитывая то, как орал на нее режиссер во время репетиций, она уже начала думать, что год учебы в «Брин Эйрс» прошел напрасно и заплаченные деньги пропали даром.
Вернувшись из Уэльса, Лиза обнаружила письмо из адвокатской конторы, в котором ее уведомляли, что их клиент, Брайан Смит, подал заявление на развод на том основании, что она бросила его. Лиза уже почти забыла о том, что они когда-то были женаты. Она написала поверенным, что не имеет возражений против развода. Получив через несколько месяцев окончательное судебное решение, Лиза почувствовала мимолетную грусть и спросила себя: а были бы они с Брайаном женаты до сих пор, если бы сразу после свадьбы переехали в собственный дом? К этому времени у них могло бы быть уже несколько детей, и они с Джекки наверняка обменивались бы впечатлениями по этому поводу. У подруги, кстати, родился еще один сын, Роберт, и она снова была беременна. Если на сей раз родится девочка, Джекки собиралась назвать ее Элизабет. «Конечно, мы будем звать ее Лизой, как тебя», — заверила Джекки, когда Лиза в последний раз гостила в шумном доме викария.
В течение следующего года Лиза, вооружившись членским билетом профсоюза актеров «Эквити», получила три эпизодические роли в кино и немую роль в спектакле, который шел в Уэст-Энде
[66]
целых три месяца подряд. Она чувствовала, что ее профессиональная карьера началась вполне удачно; кроме того, приложив относительно небольшие усилия, она заработала кучу денег — в ее понимании, конечно.
Однако свою главную пока что роль она сыграла в Борнмуте, став крестной матерью Лизы, маленькой девочки с кремовой кожей, точной копии своей матери.
— Еще один ребенок — и все, можно ставить точку, — сказала Джекки, когда они прогуливались по тропинке, ведущей к церкви.
Ноэль с непривычно чистой физиономией послушно топал сзади, держа за руку Роберта.
Лиза опустила взгляд на девочку, которую держала на руках, поражаясь тому, как быстро цвет ее глаз сменился с голубого на дымчато-серый, как у Джекки.
— Ты должна родить еще одного ребенка для меня, — рассмеялась она. — В конце концов, ты до сих пор должна мне малыша.
Джекки сжала ее руку.
— Когда-нибудь у тебя будет свой, — сказала она. — Не забывай, мне было двадцать восемь, когда я зачала Ноэля.
— Надеюсь, что твои слова окажутся пророческими.
— Ты ведь счастлива, Лиза, правда? Я имею в виду, для нас обеих все устроилось как нельзя лучше, не так ли?
— Еще бы, — уверенно ответила Лиза. — Мне очень нравится быть актрисой. В конце концов, это именно то, чего я всегда хотела.
Но потом она задумалась, кого хотела убедить в этом больше — себя или Джекки, и не смогла ответить на этот вопрос.
Однажды вечером Лиза репетировала — утром ей предстояло пройти прослушивание, — когда дверной звонок издал три долгие трели и три короткие, а это означало, что к ней пришли гости. Бросив взгляд на часы, Лиза увидела, что уже половина одиннадцатого, и спросила себя, кто бы это мог быть. Она от души надеялась, что это не Клайв Рэндольф. Время от времени он приходил к ней или звонил, умоляя возобновить отношения. Лиза неизменно отвечала отказом.
Мужчина на ступеньках был ей незнаком — во всяком случае, так она решила поначалу.
— Привет, Лиза, — с улыбкой произнес он.
— Ральф! — Она бросилась ему на шею, а потом подвела к свету. — Ты выглядишь на десять лет моложе, и волосы у тебя другие! Я тебя даже не узнала.
— Меня заставили отрастить их для одной роли, — смущенно ответил он. — А потом выкрасили в соломенный цвет.
— И завили! — Лиза согнулась пополам от смеха. — Ты такой смешной!
— Довольно! — сухо ответил Ральф. — С режиссером случился бы удар, если бы он услышал твои слова. Он-то полагает, что так я выгляжу просто неотразимо.
Откровенно говоря, Ральф действительно стал очень привлекательным, хотя и ничуть не походил на того человека, которого знала Лиза. На нем был кожаный пиджак, надетый поверх черной рубашки, и обтягивающие джинсы.
— Ты выглядишь великолепно, — поспешила заверить его Лиза и взяла под руку, когда они вместе стали подниматься по лестнице. — Настолько великолепно, что я могу и не сдержаться, когда мы с тобой останемся вдвоем в квартире. Так что берегись!
* * *
Ральф Лейтон еще не стал таким же популярным, как Лоуренс Оливье или Чарльз Лоутон, как он некогда надеялся, но в своем последнем фильме, «Дикая ярость», сыграл главную роль.
— Студия настояла, чтобы я приехал на британскую премьеру, — сообщил Ральф Лизе после того, как она усадила его в кресло. — И я хочу, чтобы ты пошла со мной. Не возражаешь? Премьера состоится в следующий вторник.
— Возражаю ли я? Попробуй только не взять меня с собой! — глядя на Ральфа сияющими глазами, ответила Лиза.
— Тебе понадобится вечернее платье. Я куплю его тебе в подарок.
Она принялась услужливо суетиться вокруг него. Он же сослался на усталость после долгого перелета из Калифорнии.
— Хочешь перекусить? — спросила Лиза.
— Нет, но я с удовольствием выпью чашку чаю. — Ральф поудобнее устроился в кресле. — Знаешь, для красивой молодой женщины это странный комплимент, но ты делаешь лучший в мире чай, Лиза. Именно этого мне по-настоящему не хватало в Голливуде.
Днем во вторник Лиза впервые в жизни посетила салон красоты. Затем, прихватив с собой новое платье, туфельки на шпильках и взятый напрокат норковый палантин, она отправилась в номер к Ральфу. Он остановился в «Кларидже», и она собиралась переодеться у него. В половине восьмого за ними должен был заехать лимузин, чтобы отвезти их в кинотеатр на Лестер-сквер.
Когда Лиза, полностью готовая к выходу, вышла из ванной комнаты, Ральф изумленно ахнул:
— Мой бог, да ты настоящая красавица!
Лиза уже знала об этом. Сияющая женщина, которая смотрела на нее из зеркала в ванной Ральфа, приятно поразила ее. Она буквально светилась от счастья и даже показалась себе какой-то нереальной. Неужели это та самая Лиззи О’Брайен с Чосер-стрит? Ее глаза, умело подведенные черным карандашом, стали еще больше, а яркая помада оттеняла золотистые искорки в них. И что, ради всего святого, сделали в салоне красоты с ее волосами, отчего они струятся и переливаются, стоит ей хотя бы немного наклонить голову?
