— Райское наслаждение, — с набитым ртом промычала Лиза.
Воздушное пирожное с кремом буквально таяло на языке. Рома довольно невежливо отказалась, пробормотав что-то насчет того, что боится растолстеть.
Мамочка поняла слово «райское» и просияла, глядя на Лизу.
— Я был бы вам благодарен, если бы одна из вас приступила к работе прямо сегодня вечером, — сказал Доминик. — Мне все равно, кто это будет.
— Меня бы устроила вечерняя смена, — быстро сказала Рома.
— А мне все равно, когда работать, — беззаботно ответила Лиза.
Вскоре она пожалела о своем легкомыслии. Хотя Рома частенько просила Лизу подменить ее по вечерам, сама она вечно была занята, чтобы прикрыть Лизу днем. Дважды Лиза пропустила приглашение на массовку, потому что была занята у «Доминика», а Рома не могла отработать вместо нее. Однажды Лалли спросила у нее:
— Почему тебя сегодня не было на съемках?
— Где? — поинтересовалась Лиза.
— В «Уорнер бразерс». Мне показалось, что Дик Бродбент звонил тебе сегодня утром. Они набирали статистов для восьмичасового телефильма о «Титанике». Я получила работу на несколько дней, и Рома тоже.
— Я была занята у «Доминика», — с горечью призналась Лиза.
— Ты что?
— Я была занята у «Доминика», — повторила Лиза. — У меня смена с двенадцати до восьми.
Лалли сделала глубокий вдох и жестким голосом проговорила:
— Послушай, малышка, больше никогда не пропускай работу в кино.
— Но я же не могла подвести Доминика. У него не хватило бы официанток, если бы я не пришла, — запротестовала Лиза.
— Слушай, малышка. — Лалли разозлилась. — Рома давно должна была сказать тебе об этом, да и Дик тоже. Если тебе что-нибудь подвернется, ты просто идешь туда. Не обращай внимания на то, кого ты при этом подводишь. Если это означает увольнение, что ж, пусть тебя уволят, — ты найдешь себе другую работу. Проклятье, Лиза, слишком уж ты мягкосердечная. В этом городе следует стремиться стать numero ипо. Первым номером. Ты должна быть жесткой, даже жестокой — понятно?
— Понятно, — неохотно ответила Лиза.
Худощавый, броско одетый мужчина с тонкими чертами лица вот уже час не сводил с Лизы глаз, с того самого момента, как она подала ему чашечку кофе. Уголком глаза она видела, как он поворачивает голову всякий раз, как она проходит мимо. Было три часа дня, и посетителей в кофейне было немного.
Проблема заключалась в том, что в Голливуде вы не могли оскорбиться, если кто-то пристально вас разглядывал. Это мог быть знаменитый продюсер, подыскивающий кандидатов для своего следующего фильма.
Когда мужчина жестом показал, что ему нужен счет, Лиза отнесла требуемое на его столик.
— Держу пари, вы актриса, — сказал мужчина, роясь в кармане в поисках мелочи.
— Здесь любая женщина актриса, — приветливо откликнулась Лиза. — Если не считать Мамочки на кухне.
— Это точно, но вы особенная. У вас есть задатки звезды, уж я-то знаю. Вы хорошо двигаетесь, и в вас чувствуется шик. — Мужчина оглядел ее с ног до головы. — И фигура у вас замечательная.
Лиза нервно улыбнулась, не зная, чувствовать ли себя польщенной или сказать ему, чтобы он убирался к дьяволу.
— Меня зовут Чарли Грубер. У меня собственная продюсерская компания. Я снимаю некоммерческие фильмы. Не хотите попробовать себя в моем следующем проекте? Это будет нечто выдающееся. Вот, возьмите мою карточку. Видите — «Грубер продакшнз».
Рассматривая визитку, Лиза почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь возбуждения. Наконец-то ее заметили!
— Сможете прийти завтра на кинопробы? Посмотрим, как вы выглядите на экране, — сказал мужчина. — Как вас зовут, кстати?
— Лиза Анжелис. — Лиза приказала себе успокоиться. Не исключено, что он пригласил на пробы еще с дюжину девушек. — Я могу прийти завтра утром.
— Отлично. Значит, жду вас в десять часов. Адрес есть на визитке. Это недалеко от «Парамаунт». Знаете, где это?
— Конечно.
— В таком случае до завтра, Лиза. Жду вас в десять часов.
Закончив работу, Лиза медленно пошла по бульвару Голливуд по направлению к Китайскому театру Граумана
[73]
, вычурному зданию в виде пагоды, во дворе которого кинозвезды оставляли в бетоне отпечатки своих рук и ног. На залитых ярким светом улицах царило настоящее столпотворение, словно сейчас был полдень. Рестораны и бары были переполнены, работали и несколько магазинов, в которых толпились многочисленные покупатели. Лиза посмотрела на вдавленные в бетон отпечатки. Завтра она пойдет на первую настоящую кинопробу! Быть может, когда-нибудь ее имя станет таким же знаменитым, как и имена тех, кто обессмертил себя здесь…
— Я обязательно стану звездой, — поклялась себе Лиза. — Я уже шагнула на первую ступеньку лестницы.
К ее удивлению, «Грубер продакшнз» оказалась небольшим, дряхлым деревянным строением, стоявшим на богом забытой улочке на окраине Голливуда, и уж никак не рядом со студией «Парамаунт». Охватившее Лизу возбуждение медленно угасало, пока она рассматривала замазанные черной краской окна и дверь с клочьями облезлой краски. Должно быть, Чарли Грубер поджидал ее, потому что дверь распахнулась, и он радостно приветствовал Лизу. На нем был вчерашний костюм. При ярком дневном свете он выглядел потертым, и воротничок рубашки изрядно пожелтел и обтрепался.
— Входите же, Лиза. Мы уже готовы.
Она так и не узнала, кто такие «мы», потому что Чарли, похоже, был в здании один.
Он провел ее в большую комнату, где в углу стояла кинокамера, нацеленная на накрытый потертым покрывалом диван эпохи Регентства, стоявший у стены напротив. С потрескавшегося потолка свисала пыльная лампочка без абажура. Чарли сказал:
— Вон там вешалка с одеждой. Когда вы переоденетесь, мы можем начинать.
На деревянных колышках висели тонкие прозрачные наряды, главным образом черные и красные, с торчащими обрывками ниток и спустившимися петлями. Лиза не знала, плакать ей или смеяться. Она остановилась в дверях, не делая попытки приблизиться к одежде.
— Как будет называться ваш фильм? — спросила она у Чарли.
Чарли Грубер возился с камерой. Он поднял голову и с самым невинным видом ответил:
— Я еще не решил.
— Можно посмотреть сценарий?
— Я пока что работаю над ним.
— А где мой текст?
— Я же не провожу пробы на звук.
Несколько секунд они смотрели друг на друга и молчали. Наконец Чарли спросил:
