Ему так хотелось сказать ей, что он останется. Но Пьер знал, что эти слова будут ложью. Возможно, когда-нибудь он будет готов успокоиться и заняться чем-то помимо торговли мехом. Но пока что он не мог даже представить себе такого момента.
Ветер с озера был все еще холодным, как зимой. Но лучи полуденного солнца согревали. Пьер посмотрел на Анжелику, и ему захотелось стянуть с нее капор, чтобы волосы могли свободно спадать на плечи.
– Лавиния Мак-Дугал твердо решила сделать из тебя леди, а?
Анжелика скривилась:
– Ничего у нее не получится. Я не леди и никогда ею не стану.
– Хорошо. Потому что ты нравишься мне такой, какая ты есть.
Она понурила голову и провела ладонью по юбке, накрыв большое пятно.
– Но кое-чему мне стоит у нее поучиться.
– Я с ума сойду, если ты станешь слишком уж леди, чтобы сидеть тут со мной или рыбачить и купаться. С тобой тогда будет невероятно скучно.
– Настолько леди я ни за что не стану.
– Обещаешь?
– Обещаю. К тому же мисс Мак-Дугал может и не суметь заниматься моими уроками. Вчера лейтенант Стили пришел с запиской, где говорилось, что уроки откладываются, поскольку мисс Мак-Дугал нездоровится.
– Я тоже об этом слышал.
– Лихорадка и озноб?
– Нет. Всего лишь простуда, которую она подхватила по дороге сюда. – Пьер провел ладонью по мелким камушкам, которые дождем посыпались с края арки. – Ей стоило остаться в Монреале.
Он чувствовал внимательный взгляд Анжелики, но упрямо смотрел только на известняковые утесы. Леди вроде Лавинии было не место на острове Мичилимакинак. Точно так же, как женщинам было не место в лесной глуши с торговцами пушниной.
– Звучит так, словно тебе небезразлична мисс Мак-Дугал, – в ее голосе почувствовалась досада.
Пьер улыбнулся:
– Звучит так, словно ты ревнуешь.
– Ни капельки.
– Признайся. Ты ревнуешь.
– Я просто не могу представить тебя с подобной женщиной.
– Так же, как я не могу представить тебя рядом с Жаном. – Он не знал, почему вдруг выпалил это. Почему его так беспокоит, что Анжелика выйдет за Жана?
Она недоуменно заморгала, и вдруг в ее глазах мелькнуло нечто искреннее, глубинное. Отчасти это было восхищение, с которым Анжелика всегда на него смотрела, но отчасти – нечто большее. Нечто настолько глубокое, что у Пьера забилось сердце.
Он знал, что не должен оспаривать ее решение и выбор Жана. Брат будет для нее лучшей парой, чем большинство других мужчин. Жан будет относиться к ней с нежностью и заботой. Пьер должен был радоваться и поощрять ее выбор… а вместо этого непроизвольно всякий раз заставлял ее сомневаться.
– Прости. – Он вновь уставился на горизонт, желая, чтобы на нем появились американские корабли и положили конец этой войне, которая тянулась уже слишком долго. – Мне пора прекратить тебя поддразнивать. Жан будет тебе хорошей парой.
– Ты так думаешь?
– Конечно, он не будет мной. – Пьер попытался говорить шутливым тоном. – Но тоже сойдет.
– Никто не сможет быть тобой, – прошептала она. И в ее тоне звучала такая тоска, что Пьер не мог не повернуться к ней лицом.
Анжелика смотрела на него с таким чистым сияющим обожанием, что сердце Пьера забилось быстрее.
Он не мог остановить себя: потянулся к завязкам ее капора и развязал их. А затем сдвинул ткань, высвобождая ее прекрасные волосы, и огненные кудряшки окутали ее лицо и плечи. Пьер позволил себе запустить пальцы в шелковое великолепие.
Где-то на грани сознания звенело тихое предупреждение, но мягкое золото ее волос, с которым не могли сравниться лучшие его меха, было неотразимо. Пьер набрал горсть этого золота и поднес к щеке. Мягкие кудри защекотали кожу. И оказалось так легко поднести эти длинные пряди к губам, подхватить губами, прикусить кудряшки, позволить им щекотать лицо.
Внезапно Пьера захватило желание привлечь девушку в объятия, прижать к себе, зарыться лицом в ее волосы. И когда он встретился с ней взглядом, сила тоски в ее глазах вызвала целую бурю жарких волн в его груди.
Она прерывисто выдохнула, шевельнулись чудесные полные губы.
Каков может быть поцелуй с ней?
За прошедшие несколько лет он украл немало женских поцелуев во время летнего отдыха, в особенности в те годы, когда бунтовал против правил, которым его учила матушка.
Будет так легко обнять сейчас Анжелику и поцеловать ее.
Он мог очаровать ее, заставить ответить.
Он делал подобное раньше с другими женщинами. Она вообще не захочет ему сопротивляться. В этом он был уверен.
Пальцы сами сжались на ее волосах.
А Жан ее целовал?
Пьер помотал головой, прогоняя видение, в котором Жан привлекал к себе Анжелику и накрывал губами ее губы. Он не мог себе этого представить – и не хотел даже думать о подобном.
Он медленно высвободил пальцы из ее кудрей. Господи помилуй, он не мог целовать Анжелику – ни сейчас, ни когда-либо. Что с ним не так? Как ему в голову пришла подобная мысль?
Она не заслуживала того, чтобы столь ненадежный мужчина, как он, играл с ее чувствами. Ей не нужен был тот, кто будет ее использовать или пользоваться своими преимуществами. Нет. Пьер нужен ей для защиты от ему подобных. Анжелика достойна большего, чем нескольких поцелуев украдкой.
Он сжал зубы и выпутал пальцы из ее волос. Все мышцы сопротивлялись попытке отстраниться.
Она мягко вздохнула. Радовалась, что избежала неловкого момента?
Пьер неуверенно хохотнул и сказал:
– Не мог сопротивляться желанию увидеть твои прекрасные волосы.
Крики чаек, круживших над водой далеко под ними, звенели в воздухе, и это спасало от немедленного ответа.
Не успел он опомниться, как Анжелика потянулась к его шляпе и сдернула ее с головы.
– Полагаю, будет честно, раз уж ты решил снять с меня капор, ответить тем же.
– Даю тебе полное мое разрешение.
Она держала его шляпу над обрывом. Это была одна из шляп, которые делала матушка, идеальный головной убор для работы на солнцепеке. Солома была прохладнее фетра, поля – шире, а тень от них защищала лицо.
– Если хочешь вернуть свою шляпу, – сказала она с улыбкой, – придется дать мне разрешение коснуться твоих волос.
Он обрадовался тому, что она не приняла его всерьез и так легко простила подобную грубую прямоту. Пьер тряхнул головой, позволяя прядям рассыпаться в беспорядке.
– Если хочешь потрогать этот ужас, не стесняйся.
Анжелика игриво потянула за прядку, упавшую ему на лоб, а потом пальцами зачесала назад непослушные завитки.
