Пьер все еще улыбался, но, когда он вопросительно приподнял брови, Анжелика заметила в его глазах скрытую под веселостью внимательность.
– Любой поцелуй короче пятнадцати секунд поцелуем не считается. – Пьер бросил в рот еще одну ягоду.
– Пятнадцати секунд? – Она коротко рассмеялась. – Ты у нас стал специалистом по поцелуям?
Пьер пожал плечами:
– Ты целовалась с нами обоими. Кто лучше?
Она не сумела удержаться и посмотрела на него, на его губы, которые несколько минут назад заставили ее парить от удовольствия.
Его улыбка стала самодовольной, словно он услышал ее ответ, хотя Анжелика не сказала ни слова.
Она шутливо толкнула его в бок.
– Ну перестань, Пьер. Ты ведешь себя как самовлюбленный павлин.
Он снова рассмеялся, а она ощутила тепло этого вечера и вспомнила, как она благодарна за каждую проведенную с ним минуту.
– Если захочешь попрактиковаться, – сказал он, – я в твоем распоряжении.
Она снова его толкнула.
– А что? – невинно поинтересовался Пьер. – Очевидно же, что Жану надо научиться тебя целовать. Я могу дать пару уроков, а ты потом научишь его.
С кем-то другим она не осмелилась бы обсуждать настолько деликатную тему, как поцелуи. Но с Пьером Анжелика всегда была откровенна.
– Знаешь, я уверена, что в нормальной ситуации Жан справится сам.
Пьер фыркнул:
– И мало чем будет отличаться от жующей жвачку коровы.
Она мысленно представила стоящих рядом Жана и Пьера.
На фоне эффектного красавца Пьера Жан действительно казался простым и скучным. Он был приземленным, спокойным, любил размеренную жизнь и никогда не мечтал о том, что за горизонтом может ждать нечто лучшее, нечто большее.
– Жан не такой замечательный, как ты, Пьер, – сказала она наконец. – Но он хороший. И он меня любит.
Улыбка Пьера поблекла, лицо стало серьезным.
Несколько мгновений она, затаив дыхание, ждала, что Пьер скажет: он тоже любит ее. И пообещает всегда быть рядом. Но они оба знали правду. Пьер не мог обещать того, чего не мог выполнить.
Глава 12
Пьер снова взмахнул топором. Мышцы болели, пальцы и ладони жгло, как огнем, от мозолей, натертых и лопнувших много часов назад.
Бревно разлетелось со стуком, который заставил его очнуться. Пьер нагнулся, поднял расколотые дрова и бросил их на огромную кучу тех, что уже нарубил.
– Сынок, отдохни, – раздался из дома голос Мириам. – Пожалуйста.
Пьер вытер пот, заливавший ему глаза. Рубашка промокла насквозь и липла, словно вторая кожа. И окружающий воздух был влажным настолько, что казался липким и мешал дышать.
Небо приобрело цвет штормового озера. Вот бы пошел дождь и избавил их от этой изнурительной жары. Пьер поглядел на запад, в направлении своего секретного озерца, и пожалел, что не может бросить все и сбежать купаться. Отправься он со своей бригадой, можно было бы нырнуть в прохладную реку или хотя бы облиться водой. Его окружала бы чистая речная вода, остужал прохладный лесной ветер.
– Пьер, ты слишком много на себя взваливаешь, – сказала матушка. – Мне кажется, на сегодня хватит.
– Я почти закончил! – крикнул он в ответ. Девять часов вечера, июнь – он наверняка мог поработать еще час, прежде чем окончательно стемнеет. Пьер посмотрел на груду бревен, ждущих его топора. Он не закончит, пока не расколет последнюю чурку из тех, что вчера нарубил. А затем нужно будет уложить их у дома или в амбаре. И все же он сомневался, что матушке хватит дров на долгую зиму.
Проблема с фермой была в том, что работа на ней никогда не заканчивалась.
Стоило закончить что-то одно, как десять новых дел требовали его внимания – в отличие от торговли, в которой дневные достижения считались по взмахам весел вояжеров.
Они проплывали тридцать миль в день, пятьдесят пять ударов весла в минуту, четырнадцать часов в день.
И даже во время переходов было ясно, как измерить свой прогресс.
С девяностофунтовыми скрутками меха на спинах и головах вояжеры могли проходить по половине мили за десять минут.
Но ферма… Он разочарованно покачал головой, думая об оставшейся работе.
Три недели, которые он собирался здесь провести, уже закончились, а он все еще был на острове – так и не сумев найти помощника, который бы работал у матушки. Ему рекомендовали нескольких людей, но дальше дело не пошло. Никто не хотел наниматься, учитывая непредсказуемость идущей ныне войны и нависшую над островом угрозу атаки американцев.
Как Пьер ни старался, он не мог просто уйти.
Он знал, что будет чувствовать себя виноватым, что не сможет доплыть до Монреаля и привычно радоваться жизни со своей бригадой, зная, что оставил Мириам такой же беспомощной, какой ее обнаружил.
Ну почему именно сейчас, после стольких лет вольной и беззаботной жизни, в нем внезапно проснулась совесть?
Он взглянул на тяжелые серые тучи над головой. Он знал, что действительно происходит. С тех самых пор, как он раскаялся и доверил себя Господу, пальцы Святого Духа сомкнулись на его сердце, и он больше не мог игнорировать это давление, побуждавшее выбрать правильный путь.
Он должен был позаботиться о матушке.
И пусть он не мог слышать голос Господень, но Дух, направлявший его, повторял Пьеру услышанные от Рыжего Лиса слова – что этим летом он нужен матушке больше, чем его бригаде.
К тому же две ночи назад, под покровом тьмы, когда он плавал в Буа-Блан и отправил американским силам очередное послание, он получил сообщение от Рыжего Лиса: у бригады пока не было ни одного столкновения с агентами Северо-Западной компании. Они отлично справлялись и сами.
Возможно, и не случится ничего ужасного, если он останется на острове на все лето?
Он снова вытер стекающий на глаза пот, как раз вовремя, чтобы заметить, как из леса появляется Анжелика и шагает по лужайке в сторону фермы. Он не мог удержаться и не смотреть на нее, на то, как плавно движется ее ладная фигурка.
В памяти ожил тот поцелуй на дереве, несколько дней назад, и то, как она назвала его по имени, какими мягкими были ее губы. Никогда в жизни он не встречал женщины, которую ему так сильно хотелось бы поцеловать. И даже когда она отстранилась, он с трудом удержался от того, чтобы не обнять ее снова и не продолжить. О чем он только думал? Ему вообще нельзя было заводить отношений с женщинами, и уж тем более – с милой невинной девушкой вроде Анжелики.
В прошлом у него никогда не было с этим проблем. Он считал Анжелику исключительно своим другом. Что изменилось?
И если вопрос бессмысленным рикошетом метался в мозгу, ответ был вполне очевиден. Она изменилась. Она выросла. И не только превратилась в привлекательную женщину, она стала еще приятнее, добрее и веселее. С ней было хорошо. Она следовала за ним без страха и вопросов. Нет, она не стала слишком взрослой для карабканья по ветвям и до сих пор понимала его, как никто и никогда не понимал. Пьер не мог не признаться себе, что его тянет к Анжелике точно так же, как в детстве. Только теперь сила этого притяжения возросла в несколько раз.
