— Времена меняются, и когда-нибудь такие вещи станут самым обычным делом, — уверенным голосом заявил я то, во что сам верил слабо.
— Когда-нибудь — возможно, но не сейчас. Ты, главное, держись где-нибудь на виду, когда я начну.
— Нет ничего проще. Если хочешь, я выйду вместе с тобой и даже тебе подпою.
— А вот этого не надо, — наконец-то улыбнулась Сесилия. Пусть даже едва заметно.
— Ну как знаешь, — пожал я плечами, заставив ее улыбнуться снова.
Вообще-то она права: не с моими вокальными данными лезть на сцену. Слух мой можно назвать абсолютным, но с голосом крупно не повезло. Хотя чего удивительного — у большинства композиторов дела обстоят так же. Ну а чем мне оставалось себя утешать?
— И все-таки тебе не стоит так волноваться, — продолжал я гнуть свое. — Пойми: там такие же люди, как и все, разве что денег у них побольше и власти. А в остальном они самые обычные. Мужчины будут раздевать тебя глазами, мечтая о том, чтобы затащить в постель.
«Особенно те, кто еще не имел счастья тебя туда затаскивать. Сама же рассказывала, что многих из них знаешь, хоть и не пускаясь в подробности, которые и без того несложно понять», — цинично подумал я, а вслух продолжил:
— Ну а женщины станут тебе завидовать. У тебя есть все, о чем мечтает каждая: молодость, красота, слава, талант. А главное — возможность менять мужчин так часто, как тебе самой этого хочется. Словом, к такому ты давно уже должна была привыкнуть.
— Нет, эти люди не такие, как все, — упрямо повторила она, и я понял, что переубедить ее не удастся. — И вообще, я не собираюсь тебя менять, если уж на то пошло.
— Приятно слышать. Хватит-хватит, — замахал я руками, видя, что она начинает злиться. — Можешь даже меня треснуть. Лучше уж так, чем нервничать без повода. Кстати, почти приехали.
— Здоровенный сарай! — восторженно произнес Руди, который, создавалось такое впечатление, не выпускал свой саксофон из рук даже ночью, когда спит. — Интересно, а как там с акустикой?
— Акустика там самая замечательная, — заверил его я.
— А тебе что, приходилось здесь бывать? — Это уже был хозяин большой виолины, или контрабаса, Джо. Балагур и весельчак, душа всей компании. Правда, сейчас он как будто язык проглотил, промолчав всю дорогу. Тоже, наверное, волнуется.
Я кивнул утвердительно. Приходилось. Давно это было, лет двенадцать назад. Вместе с отцом. Помню, как меня поразило эхо от наших шагов, раздававшееся где-то в самом верху, под высоченными сводчатыми потолками. Эхо дробилось так интересно, что создавалось впечатление, будто кто-то идет за нами, я даже несколько раз оглядывался.
Но дело не в давнем моем посещении дворца и даже не в эхе — газеты читать нужно. Если уж прославленные на всю планету теноры и контральто оставляют об акустике концертного зала самые восторженные отзывы, то простым грешным она и подавно подойдет.
— Главное, чтобы накормить не забыли, — встрял гитарист Томми, и без того выглядевший как колобок, о чем барабанщик Пол не преминул ему напомнить:
— Прекращал бы уже утробу свою набивать при каждом удобном случае. И так уже на перекормленного борова похож.
— На себя посмотри! — огрызнулся тот.
— Я, по крайней мере, ростом вышел!
Пол был прав: он почти на три головы выше Томми, хотя и сам не выглядит тощим. Пожалуй, в талии он даже перещеголял своего товарища.
— Все, мальчики, хватит, — успокоила сразу всех Сесилия. — Приехали, пора выходить. Вы только внутри препираться не начинайте. — И она со значением посмотрела на меня: мол, на тебя вся надежда, проследи, чтобы они прилично себя вели.
— Да ладно тебе, Лия, — заулыбался Джо. Именно так парни ее между собой всегда и называли. — Все вместе мы с ним справимся. — И он тут же якобы испугался. — Крис, это я понарошку сказал, а ты сделай вид, будто ничего не слышал.
Он вызвал всеобщий смех, настолько забавно выглядел. Я покатился со смеха вместе со всеми.
И все же понять беспокойство Сесилии можно: слишком многое в дальнейшем зависело от этого ее выступления. Когда она озвучила сумму гонорара, это конечно же меня впечатлило. Хотя еще некоторое время назад мое впечатление было бы куда сильнее. Но дело не в деньгах. Удачное выступление в резиденции президента даст ей многое, станет ее визитной карточкой, откроет столько дверей! И наоборот: если что-то пойдет не так, все может рухнуть в одночасье. Одни только газетчики ее затравят, работа у них такая: по приказу хозяина лаять, на кого тот укажет, или лизать кому-то сапоги.
Во дворец мы попали конечно же не через парадный вход. Мы с Сесилией возглавляли шествие, за нами шли музыканты с инструментами. Кроме Бикса: роялей здесь хватало своих. По пути в гримерную народу нам попалось немало. То ли людей всегда здесь так много, то ли специально собрались поглазеть на знаменитость. Внимания хватило и мне. На меня поглядывали с интересом: как же — тот самый, который смог удержаться рядом с Сесилией уже больше месяца. Неслыханное дело в случае с той, о чьей ветрености ходят легенды! Правда, на мою персону никто из женщин не смотрел с такой похотью, с какой мужчины пялились на Сесилию.
Когда мы наконец пришли в отведенное нам помещение, Сесилия нервно передернула плечами.
— Как будто голой перед ними продефилировала.
— Разве не привыкла еще?
— Поначалу было даже забавно. Теперь начинает всерьез надоедать.
— Выпьешь чего-нибудь?
В ее гримерке был накрыт отдельный столик, на котором помимо вина и фруктов стояло еще и ситро.
— Нет, спасибо. Сколько там осталось до выхода?
Я посмотрел на циферблат своего наручного хронометра с децимальным репитером и люнетом
[9]
— последний писк моды и единственную по-настоящему дорогую вещь, на которую отважился потратить деньги.
Сложный механизм. Нажмешь в ночную пору на рычажок, и репитер подскажет тебе, который час. Зачем мне был нужен люнет, я и сам понять не мог. Но смотрелись часы замечательно, и, глядя на них, я каждый раз некоторое время ими любовался. Такой хронометр покупается раз в жизни, и в дальнейшем достаточно приносить его мастеру раз в пятнадцать-двадцать лет, чтобы он почистил механизм. Ну а затем передать его по наследству.
— Около часа еще. Времени вполне достаточно.
— Для чего «вполне достаточно»? — с подозрением взглянула она на меня. И, догадавшись, сказала: — У тебя всегда одно на уме.
Я смущаться не стал. Одно, не одно, но приятно будет осознавать во время ее выступления, когда мужчины от вожделения начнут закапывать пол слюной, что буквально только что мы занимались с ней любовью. Что Сесилия мне, а не им прерывающимся голосом шептала на ухо всякие милые пошлости, хотя вовсе не я, а присутствующие на приеме мужчины так много значат в этом мире.
