Час третий, убрать последние мои лепестки.
Большие половые губы, малые, промежность – забытые дети женской любви. Какой мужчина однажды воздаст вам должное внимание и с помощью своих проворных рук подарит вам истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие? Мой. Мой мужчина. Его пальцы, такие нежные. Кончик его языка, такой точный. Он знал, как нужно ласкать мою нежную плоть. Секс для женщины – это сложный цветок. И ни один мужчина не может утверждать, что изучил его целиком, если он не знает всех его мелочей и тонкостей, всех тайных мест своей женщины, всех ее изгибов, ее тело, которое постоянно меняется, двигается, становится чувствительным сначала в одном месте, а потом в другом. Если не знает, что нужно сделать, чтобы в ней разгорелся огонь желания. Чтобы изучить все это, требуется время и терпение. Первое у нас имелось в избытке, а Луи обладал в полной мере вторым.
Временами он ласкал указательным и большим пальцами мой клитор, а затем медленно спускался все ниже, к анусу. Каждое его движение провоцировало новую волну сладкой дрожи, которая покрывала мое влагалище. Я чувствовала все более жгучее желание, чтобы он вошел в меня, причем не одним или двумя своими пальцами. Но каждый раз я находила в себе силы сопротивляться этому желанию и старалась сосредоточиться на более тонких и неизвестных мне ранее оттенках чувств. Вот уже три часа мы предавались этой томной нежной прелюдии, мы растворялись друг в друге, в слиянии наших тел, еще более тесном, близком, чем когда-либо. Я очень хотела, чтобы комнату освещали только свечи, но из-за того, что стены были сплошь задернуты тканевыми драпировками, работники официально запретили мне зажигать свечи. Мы продолжили при свете небольших тусклых светильников, спрятанных в складках красного сатина. Луи был так поглощен созерцанием того, как медленно распускается мой цветок, что нашел и в этом особую прелесть.
– Можно подумать, что он тоже светится!
Как любое светящееся растение, казалось, мой цветок нежно отливает всеми цветами радуги, и когда Луи поднимал лицо от моих ног, я видела над его головой неяркий свет, исходящий от меня.
Час четвертый, в поисках моей серединки.
Наши руки и тела так тесно переплелись, что казалось, будто их перемешали, как плодородную почву в начале весны. На ней все наши желания и фантазии расцветали таким пышным цветом, какого мы еще не наблюдали никогда. Наши чувства били ключом отовсюду, иногда они были сосредоточены на каком-нибудь отдельном участке кожи, а иногда сразу повсюду: на сосках, губах, животах, ягодицах, языках.
Наше желание стало невероятно сильным, и мне показалось, что пришло самое время выпустить его наружу. Мы отбросили в сторону все наши привычки, такие правильные, такие культурные, и полностью подчинились желаниям, которые до этого момента были незатейливыми, чистыми и хорошо продуманными, как любой французский сад.
Когда он дотронулся до моего клитора дрожащим пальцем, я приказала:
– Займись им… пососи его.
Луи потрясающе сделал это, лучше, чем кто-либо и даже лучше, чем он сам это делал раньше. Он растягивал каждый приятный момент, пытался продлить удовольствие до всех возможных пределов.
Он начал с того, что легко и нежно дотрагивался языком до моего клитора, и внутри меня все сжималось от теплой дрожи, разливающейся по телу. У меня было такое чувство, что клитор набухал и увеличивался в размере с каждым легким прикосновением Луи. Так распускается цветок, медленно открывая лепесток за лепестком.
– В рот. Возьми его в рот, – взмолилась я после долгих минут такого бережного обращения.
Он втянул мой клитор губами, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, при этом у него получалось не издавать тех характерных звуков, которые возникают при всасывании, что не могло меня не радовать. Он обращался с ним не так, будто это простая конфета. Каждый раз, когда клитор исчезал у Луи во рту, он доставлял мне удовольствие еще и своим языком, пытаясь достать мою шишечку гландами. Все это должно было происходить так быстро, что он не всегда успевал, но его старания регулярно вознаграждались дрожью, которая пробегала по низу моего живота и поднималась все выше и выше, до самого горла, откуда невольно вырывался протяжный и сладкий стон. В течение этого часа я три или четыре раза испытала оргазм. Между ними Луи давал некоторое время мне, чтобы я могла перевести дыхание, и моему клитору, чтобы тот немного расслабился перед новым всплеском бурных ласк, которыми Луи изнурял мое тело. Хорошее зерно, посаженное в плодородную почву, при хорошем поливе, удобрении и достаточном солнечном свете может дать самый прекрасный цветок – цветок наслаждения.
Час пятый, ласки стебля.
Не думайте, что я хотела только сама получить удовольствие от нашей помолвки. Ночь уже плотно окутала замок, когда я решила, что теперь пришла очередь цветка ухаживать за своим садовником. Луи до сих пор был одет, и я начала медленно снимать его одежду. Когда он наконец был полностью раздет, я поцеловала каждую из его многочисленных татуировок, словно пытаясь напиться их стойкими чернилами, вдохнуть в себя их вечные мотивы, которые смыть было не так просто, как мои. Я чувствовала, как он дрожит при каждом прикосновении моих губ.
Мои губы. Во время нашего добровольного затворничества в «Жозефине» он посвятил им оду, точнее даже облек это в особую старинную литературную форму: блазон. Такая небольшая поэма, воспевающая часть женского тела, была особенно популярна по времена Ренессанса. За несколько минут, глядя мне в глаза, он вдохновенно сочинил:
Твои губы на моих губах,
Твои губы на моем теле,
Твои губы не знают горечи поражений,
Твои губы я вижу во снах.
Твои губы – цветы,
Которые вечно цветут,
Ко мне их дороги любви ведут,
Когда ими ко мне прикасаешься ты,
Я не поэт,
Стихи слагать у меня дара нет,
Но есть у меня твои губы,
И есть губы мои, которые так любишь ты.
Я эхом пыталась повторить действия его стихов, я целовала его везде, где этого хотели мои губы. Я нарочно облизывала их и как можно сильнее прижимала к нему, пытаясь вытянуть больше сока. То, что я делала, сводило его с ума, я это видела. От прикосновения моих губ Луи весь извивался и всем своим видом показывал, что ему хочется еще и еще, хотя обычно он всегда был очень спокоен. Когда наконец мои губы сомкнулись на головке его члена, он словно начал задыхаться. Он широко открыл рот и судорожно хватал воздух, будто ему его не хватало.
– Да… – удовлетворенно рычал Луи.
Уже целый год как мой рот служил ему, и он в полной мере успел оценить его достоинства, особенно когда мои губы сжимались вокруг набухающей головки его члена и вокруг него самого, его член начинал дрожать мелкой дрожью, доходящей до яичек. Однако сегодня я смогла удивить Луи еще больше. Я представляла себе тысячи самых разных способов, как мои губы, столь знаменитые, изматывающие, всасывающие, энергичные, могут прикасаться к его дорогому мужскому достоинству.
