А что, если это была не игра, а особый язык, диалог, который Луи пытался выстроить со мной, вдруг он хотел мне что-то сказать на расстоянии, так как не мог искренне говорить, когда мы были вместе?
Тогда все приобретало совершенно другой смысл. Может, это были сигналы тревоги, просьбы прийти на помощь, а я просто вела себя как надутый, обиженный ребенок, который не понял, в чем дело? Дэвид говорил, что сексуальность в жизни Луи играет очень большую роль, он зависим от нее. Но, может, это была просто единственная доступная для него форма общения? Единственная, которой он владел? В таком случае, этот блог был просто еще одним испытанием, которое он устраивал для меня, только более болезненное, более жесткое. Может, в такой немного грубой манере Луи пытался наладить со мной контакт, который, как, наверное, казалось ему, потерян? Может, это был следующий этап, последовавший за нежными словами и ласками? Мы возвели секс в ранг высокого искусства, изощренного, изысканного, сложного. Это был способ говорить друг с другом, но не с помощью слов, тел или даже языка любви.
Если моя гипотеза верна, то на этом Луи не остановится. Он захочет подготовить меня к жизни, полной самых разных сюрпризов, многие из которых будут похожи на издевательства над новичками в школе. Готова ли я ко всему этому? Чувствовать, как день за днем во мне с астрономической скоростью размножается его вирус извращенности, принося новые неприятные последствия? Нет, я могла согласиться со всем этим только в одном случае: мне было нужно, чтобы Луи выражался яснее, проще, без витиеватых заморочек, чтобы я не ломала голову, думая о смысле его слов. Я просто хотела чувствовать, как он обнимает меня, как его кожа соприкасается с моей, а губы крепко прижимаются к моим губам, так, что я могу ощущать его теплое, родное дыхание.
Дома, в моей новой квартире-студии, меня ждали сразу две хорошие новости: мне подключили интернет и в своем почтовом ящике я обнаружила копию свидетельства о рождении Дэвида, которую запросила на официальном сайте мэрии Сен-Мало, когда на днях сидела в интернет-кафе на Севастопольском бульваре.
К счастью, на руках у меня был брачный контракт, оформленный в прошлом году на его имя, и имелась информация, чтобы заполнить необходимые для подобного запроса данные: все имена, полученные им при рождении (Дэвид, Марк, Альбер), дата рождения (я указала как раз ту, которая значилась в неофициальном источнике, 5 января 1969 года), а также его фамилия, имена и места рождения родителей. Этого было достаточно, чтобы мне выслали копию его свидетельства о рождении.
Получив ее, я позвонила месье Шурманому.
– Добрый день, это Эль Лоран… Я звоню по поводу своего брачного контракта… Нет, нет, я не собираюсь его аннулировать.
Почему месье Шурманому пришла в голову такая мысль? Это был не первый случай в его практике? Или в его конторе клерки занимались тем, что забавлялись необычной ситуацией, когда молодая женщина аннулирует свой брачный контракт с одним братом и тут же заключает с другим?
– Я хотела бы просто внести коррективы: квартира, которую я только что купила, не должна фигурировать в списке моего имущества. Вот так.
Мысль об истинной дате рождения Дэвида неотступно преследовала меня, она уже стала навязчивой, потому я обратила внимание только на этот факт в документе. Но вдруг мой взгляд упал на следующую строчку: «Отец и мать неизвестны». Я несколько раз перечитала ее. Еще и еще. Рожден. От отца. И матери. Неизвестных. Весь смысл заключался в последнем слове.
– Конечно, он их знает! – воскликнула я сама для себя.
Мне очень хотелось позвонить Дэвиду или в мэрию Сен-Мало, чтобы добиться правды… Но кто может знать ее? Арман и Ребекка, у которых были весьма смутные воспоминания о детстве братьев Барле?
Пазл было вроде бы легко собрать, но общая картинка все равно не складывалась у меня в голове. Прошло еще несколько минут, прежде чем я пришла к следующему выводу: если родители Дэвида неизвестны, но тем не менее все считали его законным сыном супругов Барле, значит, Гортензия и Андре его усыновили. Интересно, а он об этом знает?
Для меня новая информация стала серьезным потрясением, я была, можно сказать, в состоянии шока, но все же вспомнила о фотографии, которая хранилась где-то в глубине памяти моего смартфона. Двое детей, один из которых Дэвид, а рядом с ним – улыбающаяся пара. Незнакомая пара. Неизвестные родители? Навряд ли. Я внимательно рассматривала фотографию. По немного размытому снимку сложно судить, но они не казались людьми, находящимися в близких отношениях. Они держались друг от друга на почтительном расстоянии. Крестные родители? Временные папа и мама в приемной семье?
День выдался богатым на самые разнообразные новости и события, и это стало последней каплей.
В блоге «Эль & Луи», куда я впервые смогла зайти уже из дома, появилось много запрещенных заметок. Не таких уж и запрещенных, конечно, с моей точки зрения… Когда я быстренько пробежалась по ним глазами, я поняла, что почти все они были копиями наших записей в дневнике «Сто раз на дню».
Они публиковались не в хронологическом порядке, наши эротические приключения в «Шарме» происходили в другой последовательности, но здесь имелась своя, скорее тематическая логика. Звуки, слова, используемые во время полового акта, даже можно было найти раздел, посвященный запахам.
Меня сильно взволновало описание того, как мы лежали друг напротив друга в комнате номер один. Я зажмуривала глаза и могла практически почувствовать то же самое, что тогда: как ток пробегал по коже, когда Луи слегка к ней прикасался, как он ласкал ее, как гладил и меня накрывала волна тепла. Когда он клал ладонь мне на живот, дрожь проходила по моим плечам и затылку, а когда касался груди и начинал слегка ласкать соски, мой цветочек тут же широко раскрывался, орошаясь первыми капельками.
Но знать, что все это останется между нами, в этих стенах, на этих страницах, – одно, а выставлять на всеобщее обозрение в интернете – совсем другое. Я чувствовала себя отвратительно. Сначала у меня было такое ощущение, словно меня изнасиловали, но потом, наблюдая за тем, как блог стремительно приобретает популярность – он стоял уже в первых строчках при запросах на подобные темы, – я поняла, что меня поимели все эти люди. Они бесцеремонно вторглись в мою жизнь, в мою постель. Теперь я отчасти понимала беду всех знаменитостей: когда ты принадлежишь людям, ты не принадлежишь сам себе. Конечно, до звезды мне было далеко, поэтому я ощущала себя какой-то вещью, которую все трогают, внимательно осматривают и щупают, примеряют и вырывают из рук. Из-за его ошибки я превратилась в поношенный, уже не раз использованный товар.
В конце концов я позвонила Соне. Даже когда она меня раздражала, даже когда вытворяла невесть что, забывая обо всякой осторожности, и пыталась быть счастливой тогда, когда я ею не была, я все равно не знала другого человека, к которому могла бы прибежать. Соня была моим якорем, моей опорой. Только она могла вернуть меня на землю, помочь мне сразиться с собственными страхами и поддержать надежды. После краткого рассказа о том, как начались их отношения с Фредом, Соня была готова внимательно меня выслушать.
