– Не бойтесь, все будет хорошо, Кейтлин, – сказал он, желая меня утешить. – Через день-два вы будете в безопасности.
Я пожала плечами и вздохнула. Он добавил, словно желая придать своему обещанию бо́льшую убедительность:
– Даю вам слово, я лично об этом позабочусь.
И я ему поверила. Он пообещал, что, пока я сплю, со мной ничего не случится, и сдержал слово. Колин подошел к брату, который ждал его возле повозки. На какое-то мгновение взгляд спокойных голубых глаз Лиама обратился ко мне, однако он тут же отвел его. Я с подчеркнутым равнодушием отвернулась, вонзила зубы в краюху хлеба и стала расчесывать волосы гребнем. Может, все-таки сходить к ручью?
Наклонившись к воде, я принялась отжимать волосы. Теперь они приятно пахли лавандой. Я старательно разглаживала их, расчесывала пальцами, разделяя спутанные пряди. Внезапно я заметила в воде какое-то движение. Едва слышное «плюх!» привлекло мое внимание. Я наклонилась пониже. «Плюх! Плюх!» Маленькая лягушка! Я улыбнулась, вспомнив, как в детстве мы охотились за этими крошечными скользкими созданиями. Я потянулась к лягушке, чтобы тронуть ее пальцем, однако она успела отпрыгнуть на соседний камень. Решив ее догнать, я тоже перескочила на другой камень, со всех сторон окруженный журчащими водами горного ручья.
– Эй, лягушечка…
– Кейтлин, мы уезжаем. Поторопитесь!
– Ой!
Я выпрямилась, сердце мое стучало от испуга. Внезапно я поскользнулась и рухнула в ручей, намочив одежду до самых подмышек. Вода оказалась такой холодной, что я вскрикнула.
– Это неслыханно! Могли же вы как-то дать знать, что подошли! Или вам нравится пугать людей? Проклятье, я чуть не умерла от страха!
– Простите, я не думал…
Я смерила Лиама злым взглядом и стала рассматривать свое платье. Оно было совершенно мокрое, а другой одежды у меня не имелось.
– Господи, как я теперь поеду?
Он растерянно уставился на меня, потом развел руками.
– Почему вы на меня так смотрите? – сердито спросила я.
Не хватало еще, чтобы он посмеялся надо мной… И это, к моему величайшему огорчению, не преминуло случиться. Лиам попытался сдержаться, но улыбка все-таки вырвалась на свободу. Плечи его легонько затряслись, и, не в силах больше сдерживаться, он расхохотался. Мне же хотелось плакать, а еще – свернуть ему шею.
– Вы… вы… Не смейте надо мной потешаться!
Он протянул руку, чтобы помочь мне встать. Я глянула на него и вдруг испытала огромное искушение заставить его самого попробовать, насколько холодная в реке водичка.
– Кейтлин, простите! Я правда не хотел. Поверьте!
Я схватила его за руку и резко дернула вниз. Лиам упал коленями в воду, прямо на меня.
– Простите! – сказала я с наигранным равнодушием, но улыбка выдала меня.
Он же больше не улыбался. На лице, которое теперь находилось в нескольких сантиметрах от моего лица, застыло выражение изумления. Я же не могла отвести взгляд от его прекрасных ярко-голубых глаз. Только сейчас мне открылась вся их глубина. В них полыхнул огонек желания, мелькнула тень печали. Лиам отвел глаза, потом стал смотреть куда-то вниз. Я поняла, что он рассматривает мой мокрый корсаж, который плотно прилип к телу. Я стыдливо прикрылась свободной рукой. Удивляться нечему, эти мужчины просто помешаны на женских прелестях… Лиам, смутившись, поспешил отвернуться.
– А вы, как я вижу, умеете за себя постоять, – сказал он. – Вы – удивительная женщина, Кейтлин Данн!
– Вы тоже не так просты, как кажетесь, Лиам… Макдональд. Я правильно запомнила ваше имя?
– У вас хорошая память.
Как тяжело его понять! Временами он обжигал своей холодностью так, что создавалось впечатление, что он хочет поскорее от меня избавиться, но иногда мне приходило в голову, что я вызываю в нем волнение, которое трудно выразить словами. Как, например, сейчас…
– В вас есть какая-то тайна, мистер Макдональд.
– Тайна? М-м-м… Интересно! Впервые слышу о себе нечто подобное.
– А что о вас обычно говорят?
Он медленно поднялся и со всеми предосторожностями помог встать и мне. С килта на его обнаженные ноги капала вода. Мои юбки были похожи на напитавшуюся водой губку, и я ощущала себя неповоротливой и тяжелой, как тельная корова.
– Меня часто называли «дикарем», «эгоистом», «себялюбом». Иногда, в особых случаях, говорили, что я «милый», – добавил он и улыбнулся. – Однако никогда не называли таинственным.
Он до сих пор крепко держал меня за руку.
– Может, просто никто еще не видел вас таким, какой вы есть на самом деле, со всеми достоинствами и недостатками? Я, к примеру, еще не успела узнать вас лучше, чтобы описать другими словами.
Лиам усмехнулся.
– И вы согласны повременить, чтобы узнать меня лучше?
Я смутилась. Что он этим хочет сказать?
Он заговорил снова:
– Может, когда… – Лиам вновь посмотрел на мое мокрое платье и оборвал себя на полуслове. – Нужно найти что-нибудь, чтобы вы переоделись.
– В вашей поклаже нет платья или чего-то в таком роде?
Он помотал головой, потом, очевидно, осознал, что до сих пор держит меня за руку, и разжал пальцы.
– Женские безделушки, ленты… Но одежды нет.
Я поджала губы. Что ж, придется ехать мокрой. Ворча себе под нос, я направилась вверх по тропинке.
– Кейтлин!
– Что? – резко отозвалась я, даже не обернувшись.
– Куда вы хотите ехать?
– Ехать? Ах да… На западное побережье. В любой морской порт. Вам это по дороге? Надеюсь, что да, потому что в противном случае вам все равно придется сделать этот крюк. Мне очень жаль, но мы договорились!
– Что ж, свернуть с дороги придется, но обещание есть обещание. Я отправлю своих людей с товаром на север, а сам отвезу вас в Глазго. Вас это устроит?
– В Глазго? А оттуда ходят корабли в Ирландию?
– Корабли? Конечно!
Я приподняла подол платья и, бранясь себе под нос, стала отжимать из него воду. М-да, ехать верхом в мокром платье – то еще удовольствие…
Мои предположения оправдались в полной мере. Солнце, так ярко светившее в час моего пробуждения, скоро спряталось и вышло из-за облаков только к вечеру. Платье высохло часа через четыре, не раньше, и растерло мне кожу под мышками и на шее. Мокрая юбка так и норовила приклеиться к ногам, затрудняя движения.
Я прищурилась. Закатное солнце слепило глаза. Продвигаясь вдоль берега небольшой реки, поросшего редкими деревьями, мы добрались до озера Лох-Ломонд, и перед нами открылся пейзаж поразительной красоты. На юге возвышался Бен-Ломонд, на севере, на фоне пурпурного неба, словно бы переходящего в далекие холмы, вырисовывались пики Бен-Мор, Бен-Осс и Бен-Луи. Их покрытые снегом вершины отражались в темно-синей ленте воды, тянувшейся сколько хватало глаз, – непроницаемой и непостижимой, как глаза Лиама, воспоминание о которых преследовало меня с того самого эпизода у горной реки.
