– Эй, я старался как мог, – ответил Дизель, – это у нее проблемы.
– Нет у меня никаких проблем! – отрезала я. – Проблемы тут только у тебя. Это ты должен спасать мир. Я что, какая-то крутая, чтобы спасать его? Нет, но я участвую в этом, потому что я хороший человек. Мог бы, по крайней мере, хоть это признать. Мог бы просто сказать: «Вау, Лиззи, спасибо, что помогаешь мне в этом!»
– Может, это просто дни такие, критические? У них это каждый месяц бывает, – высказал предположение Морти.
– Держи меня, – сказала я Дизелю. – Я его сейчас удавлю!
– А еще что? – спросил Дизель.
– В каком смысле – что?
– Что еще тебя беспокоит?
– Я не хочу лезть на купол.
– Ну вот, что-то начинает проясняться, – сказал Дизель.
– Так что, мне можно туда не лезть?
– Нет, лезть тебе туда все равно нужно, но при этом тебе разрешается хныкать, как маленькая девочка, если хочешь.
Я оставила балкон и побрела по коридору, который шел вокруг зала. Здесь оказалось много окон, выходивших на Бостон, а между ними на стенах были фрески. Некоторые изображали сельские сцены, другие – военные баталии времен революции. Были и портреты государственных деятелей. Под каждым из таких портретов была соответствующая цитата, написанная в витиеватом художественном стиле. Я остановилась перед фреской с сельским пейзажем, и, когда взглянула на сопутствующую надпись, у меня перехватило дыхание. То нам слепит глаза небесный глаз.
Черт возьми! Это была строка из взятой у Риди антологии Шекспира.
Глава 18
Я выглянула в ближайшее к цитате окно и посмотрела вниз на Джой-стрит. Подошел Дизель и встал возле меня.
– Бостон отсюда отлично смотрится, – сказал он. – Это мой самый любимый американский город.
– Тогда я удивляюсь, почему ты здесь не живешь. С чего вдруг ты выбрал Марблхед?
– Я должен быть рядом с тобой.
У меня перехватило дыхание – уже второй раз за последние две минуты. Просыпаясь по утрам, я старалась не задумываться над тем, что являюсь одним из двух человек на всей земле, способных распознать предмет, который может превратить жизнь каждого в ад. Но, по правде говоря, бо́льшую часть времени, пока я таскалась в компании Дизеля, я чувствовала себя Алисой, которая упала в кроличью нору: это какой-то безумно странный сон, в любую секунду я могу проснуться, и все снова станет нормально.
Но затем наступали такие моменты, как сейчас, когда напоминали, что ко мне приставлен защитник, и до меня доходила мера собственной ответственности.
– Я нашла подсказку, – сказала я Дизелю. – Она нарисована на этой фреске.
Он обнял меня за плечи и прочитал цитату, приписываемую Шекспиру.
– Молодец! И солнце здесь тоже есть. Горячий глаз небес. И светит он на фермерские поля.
– Это не фреска, а мозаика, – сказал Морти, который, наклонившись к стене, внимательно рассматривал ее поверхность. – Внутри солнца вставлен кусочек плитки в форме ключика.
Дизель вынул из кармана ключ Лавея и поместил его на мозаичный ключ. Он пришелся точно по размеру, и на домике фермера появился номер. За номером этим следовала большая буква «Д».
– Это может быть просто грандиозный розыгрыш из девятнадцатого столетия, – сказала я. – Бесконечная охота за всякой дребеденью, ведущая в никуда.
Я услышала, как открылись двери лифта, и в нашу сторону направился охранник.
– В этой части здания никто находиться не должен, – строго сказал он.
– Простите, – тут же извинилась я, – мы этого не знали. У нас появилась свободная минутка, и мы немного увлеклись. Мы никогда раньше не были в Палате общин, и здесь действительно очень интересно.
– Если придете сюда в будний день, можете отправиться на экскурсию, – пояснил охранник. – А сейчас я должен попросить вас немедленно вернуться в Большой зал.
– Да нам и так уже пора возвращаться, – сказала я. – Наш перерыв закончился.
Дизель спрятал ключ в карман. Мы спустились в лифте на третий этаж и вернулись на прием. Гости по-прежнему сидели на своих местах и под негромкую камерную музыку вели светские беседы.
– Смотрите сюда, – сказал Морти. – Я могу делать это с закрытыми глазами.
По залу вновь прокатилась волна оживления.
– У меня согнулась! – взвизгнул кто-то.
– Разве я не молодец? – довольно спросил Морти.
Мы спустились в раздевалку для обслуживающего персонала, переоделись и вышли через дверь, которая вела на Хэнкок-стрит. По ней мы прошли до Маунт-Вернон, а уже оттуда – на Джой-стрит. Дом с номером, проявившимся на мозаике, находился в первом же пролете между улицами Бикон и Маунт-Вернон. Остановившись на тротуаре, мы принялись разглядывать этот особняк из красного кирпича. Пять этажей плюс цокольный этаж. Не так чтобы очень запущенный, но в последнее время явно не ремонтировался.
Света в окнах не было. Либо никого нет дома, либо ложатся очень рано. Возле двери висела бронзовая табличка, но было уже слишком темно, чтобы прочесть ее.
– Должно быть, это какая-то историческая достопримечательность, – сказал Морти. – На них всегда цепляют такие таблички.
Во мне взыграло любопытство, и я поднялась по ступенькам на небольшое крыльцо, чтобы рассмотреть надпись поближе.
– Здесь написано, что это историческое здание было построено Уильямом Баттерфилдом в тысяча восемьсот восьмидесятом году, – прошептала я. – И называется оно Ки-Хаус
[19]
, по имени его первого хозяина, Малькома Ки. – Я прикоснулась к табличке кончиками пальцев и почувствовала скрытую в ней энергию. – Это правильная табличка, – сказала я, подзывая Дизеля, чтобы он тоже посмотрел. – Я чувствую в ней энергию.
Дизель изучил табличку и ощупал ее края.
– Просто так снять ее я не смогу, – сказал он. – Она зацементирована в кладку.
– Я есть хочу, – заявил Морти. – Я, конечно, перехватил кое-что из этих hors d'oeuvres, но обещанный сэндвич с докторской так до сих пор и не получил.
Дизель взглянул на часы.
– Предполагается, что через полчаса я должен передать вас сыну. Давайте вернемся к машине, и этот вопрос я как-то решу.
Мы сели в джип. Дизель выехал на Бикон-стрит и остановился во втором ряду напротив небольшого гастрономчика. Я бегом кинулась туда, купила для Морти буханку никудышного белого хлеба, полфунта докторской и пакет чипсов, после чего успела вернуться, прежде чем полиция заметила нашу не по правилам припаркованную машину.
Дизель объехал городской сад и остановился перед гостиницей «Четыре сезона». Сын Морти был уже на месте.
