Прошел час, а я все еще была на стоянке. Я не отрывала глаз от телефона в ожидании сообщений и пыталась набирать номер Дизеля. Ничего из этого не срабатывало. Я замерзла и была напугана. Машина была заперта, а сумочка моя лежала внутри. Мужчина и обезьяна, которых я любила – если не все время, то, по крайней мере, значительную его часть, – были заключены в подземной западне. Я решила, что дам Дизелю времени до десяти часов, а потом начну поднимать людей, чтобы идти в туннель и искать его.
В начале десятого я сидела возле «Астон Мартина» на бордюре, когда вдруг почувствовала, как чьи-то сильные руки обхватили меня за талию и подняли на ноги.
– Я переживал за тебя, – сказал Дизель, обнимая меня и притягивая к себе. – Мне следовало быть более внимательным.
Он поцеловал меня, и тут – на самом интересном месте! – Карл вскочил мне на спину, а оттуда вскарабкался на голову.
Дизель снял его с меня и открыл машину пультом дистанционного управления.
– Я опасался, что ты можешь уехать без меня.
– У меня не было ключей.
Дизель галантно открыл для меня дверцу.
– И это единственная причина?
– Разумеется, нет. Я не могла оставить Карла в таком затруднительном положении.
Карл бросился в машину и сразу перелез на заднее сиденье. Он уже был готов ехать домой.
Я тяжело вздохнула.
– Бросить тебя в затруднительном положении я тоже не могла.
– Ты волновалась обо мне, – сказал Дизель.
– Да.
Дизель протянул мне разломанную табличку. Она была из мрамора, с выгравированной надписью, – будь табличка целой, она была бы размером со стандартный большой конверт.
– Это та табличка? – спросил он.
– С уверенностью сказать не могу, но вероятность очень велика. Ее энергия идентична энергии камня.
Глава 25
– Последние десять минут ты стоишь как истукан, уставившись в миску с глазурью, – сказала мне Клара. – Ты что, спишь?
– Вчера очень поздно легла. Сама не знаю, как я раньше отрабатывала смены в ресторане, оставляя на сон по четыре часа в сутки.
Задняя дверь открылась, и в кухню вошла Гло. Она бессильно бросила почтальонскую сумку на пол вместе с метлой и джинсовой курткой и, волоча ноги, отправилась переодеваться в рабочий халат.
– Как же я устала! – воскликнула Гло. – Не спала всю ночь. Мне срочно нужно выпить кофе.
Клара вытерла руки полотенцем.
– Могу поклясться, что слышу музыку.
– Это Хэтчет, – сказала Гло. – Он притащился за мной и сюда. Я никак не могла от него избавиться. Он торчал у меня под окнами всю ночь, играл на лютне и распевал довольно неприличные песни. Остановить его я не могла. Если это будет продолжаться в том же духе, меня просто выселят из квартиры.
Мы с Кларой подошли к двери, чтобы посмотреть на Хэтчета. Он был облачен в свой лучший парадно-выходной наряд и бесформенную шляпу из зеленого бархата с обвисшими полями и большим сливового цвета пером.
– О моя Гло, люблю тебя – и все, – пропел он, еще пару раз бренькнул на лютне и церемонно поклонился нам. – Я желаю вам доброго утра, досточтимые дамы. Не соблаговолит ли досточтимая Гло послушать мое пение?
– Нет, не соблаговолит! – заорала Гло с кухни. – Проваливай!
– Она шутит, проказница, – сказал Хэтчет. – О Гло, моя остроумница! О Гло, моя красотка! Мое сердце болит, но мужское естество поет во всю глотку!
Клара захлопнула дверь и заперла ее на замок.
– Меня скоро вырвет от всех этих воплей насчет мужского естества, – сказала Гло. – Как вообще можно петь про такие вещи, играя на лютне?
Она пошла к переднему входу, перевернула табличку с «ЗАКРЫТО» на «ОТКРЫТО» и распахнула дверь в магазин. Я принесла последний поднос кексов и, выставляя их на витрину, заметила на тротуаре Хэтчета. Он бренчал на своем инструменте и распевал песни прямо под нашими окнами.
– Губки – вишенки, щечки – груши, она несет радость в мою бедную душу! Манят страстью набрякшие сиськи, а язычок ласков, как у киски! За пылкий поцелуй от моей Гло готов отдать что угодно, хоть от шляпы перо! Целую тебя, целую, по Гло моей тоскую! – заливался Хэтчет.
Гло оглядела себя.
– Что это еще за набрякшие сиськи? Это что, хорошо?
В зал магазина торопливо вошла миссис Крамер.
– Там на улице какой-то странный субъект поет про набрякшие сиськи. – Она подозрительно посмотрела на Гло. – Причем, думаю, что это как раз про твои набрякшие сиськи.
Гло пулей вылетела из булочной и набросилась на Хэтчета.
– Прекрати немедленно! – заорала она. – Какое тебе дело до моей груди? Как ты можешь о ней петь, если никогда ее не видел? К тому же это вопрос интимный. Что будет, если я начну распевать про твоего малыша?
– Мне бы это понравилось, – сказал Хэтчет.
– Если не прекратишь, я напущу на тебя свою метлу.
– Ликуй, малыш, тебя не оставят в покое, не каждый день случается такое, – пропел Хэтчет. – Метелкой – раз, метелкой – два, уже кружится голова…
Гло, в ярости хлопнув дверью, вернулась в магазин.
– Я бы хотела буханку ржаного хлеба с отрубями, нарезанную, – сказала миссис Крамер. – И два кекса с клубникой.
В полдень в булочную прикатил Дизель. Выглядел он свежо, как маргаритка ранним утром.
– Я вижу, ты все утро продрых, – сказала я.
– Не все утро, – уточнил он, наливая себе кофе. – А я вижу, у вас появился свой менестрель. У меня было окно открыто, когда я подъезжал. И я слышал, как он распевал про щечки Гло – пушистые персики.
Гло открыла дверь и швырнула в Хэтчета бубликом. Бублик попал ему в голову и сбил шляпу.
– Прекрати! – исступленно завопила она. – Ненавижу тебя!
Вместе с Гло в магазин вошел мистер Райан.
– У вас еще остались датские плюшки с сыром?
– Конечно, – сказала Гло. – Сколько вы хотели бы взять?
– Не хочется отвлекать тебя от этого представления, – сказал Дизель, – но я договорился о встрече с Анархией, и нужно, чтобы ты поехала со мной.
– Что, прямо сейчас?
– Я встречаюсь с ней на автостоянке перед отелем «Уотерфронт». Это не займет много времени. Потом я привезу тебя назад.
Я вопросительно посмотрела на Клару:
– Можно?
– Давай. С выпечкой ты закончила, а уберешь, когда вернешься. Обратно можешь не торопиться.
– Слушай, я была бы дико благодарна, если бы ради меня ты заскочил на тротуар и переехал Хэтчета! – взмолилась Гло.
