– Разумеется, умеешь, – заверила я его. – У тебя же развита чувствительность к такой энергии. Поэтому ты и занимаешься тем, что охотишься за преступниками.
– Я могу находить людей.
– Откуда эта уверенность, что котов ты найти не можешь? Ты хоть раз пробовал их выследить?
– Нет, – признался Дизель, – но эту мисс Как-бишь-там-ее найти будет нетрудно. Исходя из моего собственного мужского опыта, они, вероятно, находятся прямо за углом, в ближайших кустах, и занимаются тем, что вместе пытаются снять с нее штаны.
Он скрылся за домом, а мы с Данко остались его ждать.
– Что случилось с вашей ногой? – спросила я.
– Бурсит, шишка на наружной стороне большого пальца, сделали операцию, – ответила она. – Я две недели просидела с подвешенной ногой, ничего не делая – только ела. До операции я еще как-то боролась со своим избыточным весом, а теперь совсем толстая. Но этих неприятностей мало: теперь еще и Снежинка забеременеет от какого-то приблудного кота с помойки.
Из-за дома раздался душераздирающий вой и отчаянные крики. Данко покачнулась и схватилась рукой за сердце.
– Моя деточка!
– Ну, может быть, все еще не так плохо, – сказала я. – Может, она как-то вывернется. Я имею в виду, всем нам в жизни приходилось разок-другой выкручиваться в такой ситуации, верно?
Через мгновение из-за угла показался Дизель с мисс Снежинкой на руках. Подгузник ее был изрядно потрепан, но оставался на месте. Шерсть у нее стояла дыбом, а глаза от возмущения едва не вылезали из орбит.
– А что там были за вопли? – спросила я у Дизеля.
– Принцессе не понравилась техника прелюдии в исполнении этого отчаянного парня. – Он передал Снежинку в руки Данко. – Надеюсь, кот, который придет к вам завтра, будет лучше знать, что делает.
– Мы хотели расспросить вас о Джилберте Риди, – сказала я женщине. – По-моему, вы с ним встречались.
– Мы встретились, чтобы выпить кофе, но через пять минут у него началась одышка. Оказалось, что у него аллергия на кошек.
– А Риди успел сказать что-нибудь любопытное за эти пять минут? – спросила я. – Он упоминал о ключе?
– Нет. В своей анкете он писал, что обладает ключом, позволяющим найти истинную любовь, но это все. Сложно рассуждать о каких-то ключах и истинной любви во время приступа астмы.
Дизель вернулся в Салем и припарковался на стоянке перед публичной библиотекой.
– Третья в нашем списке Шэрон Гордон. Библиотекарша. Тридцать шесть лет. Живет с матерью. На ее страничке в Фейсбуке сказано, что она любит Нору Робертс, сморсы и пингвинов.
– Ну, женщине, которая любит сморсы, определенно можно доверять, – заметила я. – Хотя это довольно липкий аргумент.
– Это я просто так сказал, для общей информации.
Мы вошли в здание и вскоре нашли Гордон, раскладывавшую книги по полкам в отделе детской литературы. Она была высокой и стройной, каштановые волосы зачесаны назад и прихвачены заколкой на затылке. Одета она была в бледно-розовый вязаный топ, желтовато-коричневые слаксы и сандалии.
Обернувшись и увидев Дизеля, Шэрон тихонько охнула.
– Простите, – извиняющимся тоном сказала она. – Я привыкла видеть в этом зале посетителей маленького роста.
– Мы бы хотели поговорить с вами о Джилберте Риди, – сказал Дизель.
– Вы из полиции?
Дизель взял с ее тележки книгу с картинками грузовиков и принялся задумчиво ее перелистывать.
– Вопрос, конечно, интересный…
Шэрон толкнула тележку вперед и поставила на полку следующую книгу.
– Я познакомилась с Джилбертом через сайт знакомств. Он сказал, что ищет истинную любовь.
– Ну и?
Она пожала плечами.
– Мы пару раз выходили в город… Казалось, я ему нравлюсь, а потом появилась та женщина по имени Анна… Он сразу повел себя как-то странно и бросил меня.
– А фамилию ее вы случайно не знаете?
– Нет. Я о ней вообще ничего не знаю. – Она поставила на полку еще одну книгу. – Впрочем, одно могу вам сказать: Джилберт Риди был очень своеобразным человеком. Он был специалистом по английской литературе елизаветинского периода и помешан на малоизвестном поэте девятнадцатого столетия. У Риди была маленькая книжечка сонетов, которую он знал наизусть и мог цитировать с любого места. Он был убежден, что в ней содержится ключ к истинной любви, словно сборник этот наделен какой-то мистической силой. А на прошлой неделе он вдруг позвонил и сказал, что больше во мне не нуждается. Причем он именно так и выразился. Он во мне больше не нуждается. Вы можете себе такое представить? И как я должна была все это понимать? А он все бубнил про эту Анну. И про триумф над силами зла. И что он должен был раньше догадаться.
– О чем он должен был догадаться раньше?
– Он этого не сказал. Он разглагольствовал очень напыщенно и нес всякую бессмыслицу. Если бы это был кто-то другой, я решила бы, что он под кайфом, но Джилберт Риди понятия не имел, где в принципе можно хотя бы достать наркотики. Он был ученым до мозга костей. И иногда мне почти казалось, что встречается он со мной ради какого-то научного эксперимента.
– Он носил эту книжку сонетов с собой? – спросил Дизель. – Вы ее видели?
– Видела. Книжка действительно замечательная. Сонеты в ней написал человек по имени Лавей, обложка кожаная, с ручным тиснением в виде ветки цветущего миндаля. Это напомнило мне картину Ван Гога. Я провела для себя небольшое расследование и выяснила, что Лавей и Ван Гог были современниками, так что, в принципе, возможно, что Лавей скопировал картину Ван Гога для оформления своей книги. А может быть, это просто совпадение. Цветок миндаля издавна считался символом надежды. Книжка внешне напоминает ежедневник, и к ней имеется маленький ключик, однако его Джилберт мне не показывал. Он сказал, что это последний фрагмент пазла и он хранит его в каком-то безопасном месте.
– А что он имел в виду, когда говорил про последний фрагмент пазла? – спросила я.
– Не знаю, – ответила Гордон. – Он часто делал заявления вроде этого и тут же перескакивал на что-то другое. Оглядываясь назад, я вообще не понимаю, почему продолжала с ним куда-то ходить. Он был немного того, в смысле чокнутый.
– Он читал вам стихи и искал истинной любви, – заметила я.
Гордон улыбнулась и кивнула.
– Да. Он был чокнутый романтик.
– А у вас нет никаких соображений насчет того, кто мог бы что-то знать об этом ключе и этом пазле? – снова спросила я. – Были у него близкие друзья или родственники, с кем он мог бы обсуждать такие вещи?
– Не думаю, что у него могли быть друзья, а родственников он никогда не упоминал. Зато он часто вспоминал свою студентку с выпускного курса, Джулию. Она писала у него диплом. Он считал ее очень умной. Вот ей он мог довериться. Ну и Анне, конечно.
