– Я поручил ее заботам старой Дженнет Симпсон. Но не знаю, у нее ли она сейчас.
– А где живет эта Дженнет Симпсон? – спросила я, чувствуя, как в сердце оживает надежда.
Священнослужитель повернулся всем своим массивным телом и указал пальцем на юго-запад.
– Она живет километрах в трех отсюда, на другом берегу Несс, среди холмов. У дороги увидите небольшую деревушку. Спросите у местных, они покажут вам дом Дженнет.
– Спасибо! – пробормотала я растроганно.
Он кивнул и с ободряющей улыбкой произнес:
– Дитя мое, я только следую наставлениям отцов Церкви, а они учат нас милосердию, любви к ближнему и прощению. Заблудшие овечки временами нуждаются в пастыре…
Деревня за рекой состояла не из домов, а из лачуг самого жалкого вида. Лишенные окон, сложенные из камней и торфяных блоков, они жались к склону холма Данан-хилл – ни дать ни взять грибы, вылезшие из земли между обломками скал. Напрасно мы искали среди исхудавших и почерневших от торфяной копоти лиц лицо нашей Франсес! Грязные, оборванные детишки поглядывали на нас с любопытством, взгляды же взрослых были безразличными, погасшими. Вокруг Инвернесса таких поселков было немало, и жили в них люди, у которых больше не было клана, – отбросы общества, покинувшие в свое время долину предков ради городской жизни, казавшейся более легкой и приятной.
Женщина без возраста, кутаясь в выцветший плед, уставилась на меня бегающими внимательными глазками. Я подошла поближе. Ворча себе под нос, она отошла к двери лачуги, откуда с воплем выскочил поросенок, а за ним следом – босоногая девочка.
– Вы Дженнет Симпсон? – спросила я, не двигаясь с места.
Женщина помотала головой и шепнула что-то девочке, которая смотрела на нас с испугом. Дункан порылся в седельной сумке, достал краюху хлеба и подбросил ее на ладони.
– Где живет Дженнет Симпсон? – спросил он.
Женщина алчно уставилась на подношение.
– Mairead, faigh an t-aran!
[113]
– крикнула она.
Девочка не заставила просить себя дважды.
– Càit’a bheil an thaigh aice?
[114]
– спросил Дункан, и маленькие цепкие ручки схватили лишь пустоту.
Женщина смерила нас злым взглядом и указала на вершину холма, где, в стороне от остальных, стояла одна-единственная лачуга.
– Thall an-sin!
[115]
– Tapadh leat
[116]
, – поблагодарил Дункан и улыбнулся.
Девочка вырвала у него из рук хлеб и убежала с драгоценной ношей в дом. Женщина последовала за ней.
Перед покосившейся лачугой мы увидели пожилую женщину. Она сидела на лавке и как будто дремала. Франсес нигде не было видно. Лиам с тревогой посмотрел на меня, спрыгнул с лошади и направился к женщине.
– Страшно представить, что с ней могло случиться в этом месте, – шепнул Дункан Марион, которая была поражена убогостью деревушки.
Звук его голоса заставил старуху вздрогнуть. Она открыла сначала один глаз, беловатый и мутный, потом второй – красивого зеленовато-бронзового цвета. Вскинув брови от удивления, она выпрямилась и воззрилась на нас. Лиам остановился в нескольких шагах.
– Это вы Дженнет Симпсон?
– А вы кто?
– Мы ищем Франсес Макдональд.
Ничего не выражающий взгляд женщины по очереди остановился на лице каждого из нас.
– Это преподобный Чисхолм прислал нас сюда.
– А, добрый пастор! – воскликнула она, и я увидела, что во рту у нее почти не осталось зубов.
Старуха знаком пригласила нас за собой и, повернувшись к нам сгорбленной спиной, похромала к дому. Следом за Лиамом я вошла внутрь. В горле моментально запершило от запаха дыма и мочи. Глаза не сразу привыкли к темноте. Я посмотрела по сторонам.
Бардак в комнате был жуткий. На лавке высилась стопка грязной одежды. На стене висели два ржавых меча, на полках буфета были рядами разложены маленькие посеребренные и позолоченные пуговицы, тут же лежали броши и бляшки с гербами разных кланов Хайленда. Красная солдатская курточка, вся изорванная и местами грубо зашитая, валялась на старом, обтянутом кожей сундуке. Замок его когда-то взломали да так и оставили.
Старуха ногой оттолкнула курицу, умостившуюся было на куче торфа.
– Вы ее отец? – спросила она, направляясь вглубь комнаты.
Я увидела кровать, на которой высилась груда старых пледов. Лиам прищурился, вглядываясь в сумрак.
– Да.
– Бедняжка не говорит с того дня, когда увидела, как вешали ее мужа, – пояснила хозяйка дома.
– Боже милостивый! – прошептала я, закрывая глаза.
– Я уговаривала ее не ходить, – продолжала женщина, – но у меня ничего не вышло. Она упрямая, как мул!
Она пожала плечами, удрученно посмотрела на нас и легонько пошевелила груду клетчатых пледов. Один соскользнул на пол, и показалась голова со спутанными, грязными каштановыми волосами.
– Франсес! – вскричала я, бросаясь к дочери.
Она шевельнулась, перевернулась на спину, и я увидела приоткрытые пустые глаза. Нашептывая ласковые слова, я убрала от ее лица волосы. Лицо у моей девочки было бледное, под глазами, которые смотрели на меня и ничего не видели, залегли синие тени. «Франсес, что они с тобой сделали!»
Лиам взглянул через мое плечо и погладил ее по щеке.
– Frannsaidh, mo nighean
[117]
.
Должно быть, наши голоса нашли дорогу к ее впавшему в оцепенение разуму. Франсес замигала и попыталась сесть на кровати.
– Mamaidh?
[118]
Сердце мое обливалось кровью, я едва дышала и не сразу смогла ответить, только взяла ее руку и ласково пожала.
– Мы приехали забрать тебя, – дрожащим голосом сказал Лиам.
– Поздно! Слишком поздно, папа…
Голос Франсес сорвался, и она разрыдалась.
– Я знаю, доченька, каково это, когда в душе – смерть… – прошептала я.
– Они… они повесили его, мама! Повесили моего Тревора!
Я знала, что от слов в такой момент толку не будет. Только время может залечить рану, которая открыта и еще болит. Лиам завернул дочь в накидку и взял на руки, собираясь вынести на улицу. Дженнет тронула меня за рукав и протянула плед с цветами Макдональдов. Sett
[119]
у тартана, однако, был не наш, а Дальнесский.
