Все ждали сигнала выступить на Абердин. Советники Якова-Эдуарда рассудили, что предпочтительнее будет отвести войска чуть дальше вдоль побережья и разбить лагерь там. Как только решение было обнародовано, подозрения угасли и ярость утихла. Солдатам было объявлено, что Претендент последует за армией, как только отдохнет немного и подкрепит силы трапезой. Чтобы рассеять последние сомнения, оседланную лошадь принца поставили у входа в дом, где он расположился со своей свитой и охраной.
Аласдар-Ог внимательно смотрел на Лиама. Губы его были плотно сжаты, и он в задумчивости поглаживал седые волосы. Наконец он поправил берет и спросил:
– Ты уверен в том, что говоришь?
Лиам кивнул.
– Вчера Патрик получил подтверждение.
Внимание обоих привлекли крики, это офицер кавалерии отдавал приказы на улице, на которую выходили окна. Лиам задыхался в этом маленьком задымленном помещении, но не недостаток воздуха был тому причиной. Он знал, что Кейтлин находится здесь, в пределах городка, во власти убийцы, а он ничего не может предпринять ради ее спасения. Он глотнул еще виски и мрачно продолжил:
– Дальше этого города Претендент не поедет, Сэнди. Корабли, которые мы все видели, увезут принца и его свиту через Северное море на континент.
В тесной комнатушке загрохотало оружие, послышались недовольные возгласы и шелест пледов. То был конец. Конец мечтам о родине, которая стремится к свободе и обретению своих прав. Разочарование было столь же велико, сколь велики были надежды, когда восстание только начиналось.
Когда пришло сообщение, что армия Аргайла несколько дней назад выступила на Перт, в рядах солдат-якобитов снова воцарилось оживление. Они предвкушали новую стычку с неприятелем и радовались ей. В это же самое время Мар со своими советниками собрались обсудить дальнейшие действия. Дискуссия продолжалась всю ночь с двадцать девятого на тридцатое января. Утром тридцатого был дан сигнал к отступлению. Непонимание и удивление ясно читались на лицах простых вояк, которые ожидали совсем не этого. Они ждали приказа атаковать врага.
На рассвете тридцать первого января четыре тысячи солдат – все, что осталось от армии якобитов, – по льду перешли через речку Тэй и направились к Данди, а оттуда – к восточному побережью. Герцог Аргайлский преследовал противника по пятам: армии отделял друг от друга один-единственный дневной переход.
Дырявая, вся в пивных пятнах занавеска, отделявшая их от общего зала, отодвинулась в сторону, и в комнату вошел Патрик Данн.
– Ну что? – спросил у него Лиам, будучи не в состоянии скрыть беспокойство.
– Я только что из ставки. Я объяснил ситуацию графу Мару и графу Маришалю. Нужно дождаться, пока последние отряды выйдут из Монтроза. Только тогда мы сможем осуществить наш план. Никто не должен узнать, что принц уплывает, иначе беспорядков не избежать!
– Когда начинается вывод войск?
– Уже начался. Претендент сейчас пишет письмо генералу Гордону с указаниями, что делать с армией. Думаю, часа через два городок успокоится.
– Когда и где принц будет садиться на корабль? – вмешался в разговор Лиам.
– С этим вышла загвоздка, – ответил Патрик, присаживаясь на оставленный для него стул.
Лиам плеснул ему драм виски, и он залпом опустошил стакан, после чего красноречиво взглянул на Аласдара. Тот сухо приказал своим людям выйти. Через пару минут Патрик заговорил снова:
– Нельзя рисковать жизнью Претендента, пока этот безумец Гордон бродит в окрестностях.
– Но решится ли он действовать в одиночку? – спросил Аласдар, откидываясь на спинку стула и встревоженно глядя на собеседника.
– Возможно, да, – ответил ему Лиам. – Бандиты, которых он нанял, сейчас заперты в Даннотаре, и я сомневаюсь, что у него найдется еще одна шайка в запасе.
Он с отсутствующим видом поглаживал эмблему, приколотую к берету. На самом деле Гордон не один, с ним Кейтлин. Виски снова обожгло Лиаму горло, заставив поморщиться. Он со стуком поставил стакан обратно на стол. Патрик положил руку ему на плечо и легонько сжал в знак поддержки. Что ж, шурина известие о похищении Кейтлин заставило волноваться не меньше, чем его самого.
– Все закончится самое позднее завтра вечером. В понедельник Аргайл наверняка войдет в город. Претендент не заинтересован в том, чтобы здесь оставаться. Значит, у нас остается очень мало времени, чтобы отыскать Гордона.
– Именно, – отозвался Лиам.
Тишина сделала атмосферу еще более давящей. Дункан шевельнулся на стуле.
– Я придумал план, который может все ускорить, – сказал Патрик, глядя на Лиама. – Мы можем разыграть отплытие принца и тем самым заставить Гордона себя обнаружить.
– Разыграть?
– Принц в этом маскараде участвовать не будет. Я переоденусь в его одежду и…
– Ты? – вскричал Лиам, вскакивая. – Он тебя застрелит! Гордон явится не для того, чтобы пожать принцу руку! Патрик, хватит с нас смертей и похорон!
– Все, кто задействован в плане, уже дали свое согласие. Речь идет о жизни принца и… Кейтлин. И это случится сегодня.
* * *
Плачущее пение волынки обвилось вокруг меня, окутало грустью и тоской, слилось с криками моего сердца. Армия якобитов уходила из Монтроза. Значит, принц уже прибыл. Замки пистолетов, которые Гордон только что отполировал, поблескивали в лучах заходящего солнца. Я не сводила глаз с профиля моего похитителя, который с почти маниакальной тщательностью проверял и начищал теперь уже мушкет. Он был напряжен, и молчание его объяснялось тем, что ум его пребывал в возбужденном состоянии. Я догадалась об этом по резкой смене выражений у него на лице.
Черты его были тонкими, как у Патрика. И, пожалуй, держал он себя чуть высокомерно, как Уинстон. На подбородке, когда он улыбался, появлялась ямочка. Я заметила ее еще раньше, но не обратила на это внимания. Теперь же каждая черточка его лица обрела для меня значение. Волосы у него были гладкие и светлее, чем у меня. Я посмотрела на его руки. Движения их были скупыми и точными. Наверное, он проделывал это сотни, даже тысячи раз. Пальцы длинные, ногти – чистые и подстриженные. Слишком холеные руки, таких у крестьян не бывает… Под дорогим бархатом штанов и шелковыми чулками угадывались длинные ноги с мышцами слишком развитыми для чиновника. Я была уверена, что он – прекрасный наездник и отменный фехтовальщик. Я перевела взгляд на его лицо. Оно было мрачным. Губы, красиво очерченные и выразительные, он поджал от усердия. Левый уголок рта то и дело подергивался – лишнее свидетельство нервного возбуждения.
Сомнений быть не могло. Но мне, что мне-то теперь делать?
За целый день у моего ума была масса времени, чтобы изучить и проанализировать факты, которые мне стали известны. Я то принимала все на веру, то отвергала мысль, что это может быть правдой. Я заблудилась в лесу сомнений. Я спотыкалась о новые сведения, детали, лакуны, которые обнаружились не сразу, что неудивительно в моем состоянии. Был момент, когда я даже свернула на путь оптимизма, но сразу же натолкнулась на стену очевидного, неопровержимого и снова вернулась к исходной точке…
