– И давно ты тут, сын? – спросил у него Лиам спокойным голосом.
Юноша не торопясь вышел из своего укрытия и посмотрел на дядю.
– Боюсь, слишком долго.
– Вот как… – обронил огорченный Лиам.
Колин откашлялся, стараясь не смотреть на глядящего на него с явной укоризной племянника, и пробормотал себе под нос:
– Я возвращаюсь в лагерь. Завтра мы идем в Данблейн, хочу отдохнуть.
– Что ты услышал? – спросил Лиам, когда Колин скрылся из виду.
– Почти все.
– Ясно.
Да и что еще он мог сказать? Лиам вынул точильный камень и положил у ног, чтобы он намок от соприкосновения с влажной травой.
– Я пошел за вами следом сразу. Хотел поговорить с тобой о… Прости меня. Я не собирался подслушивать, но… Услышав, что вы ссоритесь, я заволновался и решил остаться. Отец! Я думал, Колин давно понял, что моя мать – твоя жена и что… Это глупо, невероятно! Ведь уже двадцать лет прошло с тех пор, когда все решилось!
Он нервно теребил в руках берет.
– Знаю.
– И он признался, что все эти годы тебя ненавидел! Ты на него за это злишься?
– И да, и нет. Я и сам не знаю, что об этом думать. И, сказать правду, я не могу по-настоящему на него злиться. Ведь он испортил жизнь себе, а не мне! Колин всегда был легкомысленным и безрассудным. И повторил бы свои ошибки, даже если бы все сложилось по-другому.
– Но ведь сложилось так, как сложилось!
– Это правда. Я всегда знал, что Колин любит твою мать, Дункан. Да ты и сам знаешь, он никогда этого не скрывал. Но я предпочитал ничего не замечать. Потом он сдружился с теми Макгрегорами, которые жили отшельниками на Раннох-Мур, начал пропадать где-то неделями. Стыдно признаться, но я даже радовался, потому что его отсутствие очень облегчало мне жизнь. Но длилось это недолго. Потом стало только хуже. В их компании был человек по имени Дугал Бан Маккеллар. Я хорошо его помню! Никто, единожды увидев, не забудет Маккеллара! – с улыбкой сказал Лиам, качая головой. Он подобрал с земли точило, сел по-портновски на холодную землю, положил его на подол своего килта и принялся медленными движениями точить кинжал. – Этот Маккеллар так вонял старым козлом, что слышно было за километр, – продолжил он рассказ, не отрывая глаз от блестящего металла. – Не представляю, как ему удавалось застать врасплох бедолаг-путешественников, которых он заставлял выворачивать карманы.
– И дядя Колин тоже грабил проезжих? Ты хочешь сказать, он – разбойник с большой дороги?
– Был, – поправил сына Лиам, ногтем проверяя, достаточно ли заточен нож. – На большой дороге дело у него не заладилось. Это случилось в девяносто седьмом году. Маккеллар с Колином и одним из Макгрегоров перерезали горло путнику в окрестностях Бракалдина и украли у него восемьсот шотландских фунтов. Потом Колин и Макгрегор утверждали, что убийство совершил Маккеллар, но деньги они тогда поделили поровну. Через две недели в долину прилетели гвардейцы. Кто-то донес на Маккеллара и указал, что он скрывается в нашей деревне. Колин со своими подельниками едва успел спрятаться среди холмов. Джона обвинили в том, что он укрывает от закона убийц. Маккеллара под эскортом увезли в Форт Уильям и там повесили. На этом разбойничья карьера твоего дяди и закончилась. Он снова стал красть скот на землях Кэмпбеллов, но, поскольку он привык жить своим умом, не слушая ничьих советов…
Лиам исподтишка наблюдал за сыном, который стоял, прислонившись спиной к тому самому дереву, рядом с которым недавно стоял и Колин. Услышав имя Кэмпбелл, он нахмурился, но промолчал. Дункан вернулся в армию хайлендеров три недели тому назад. Лиам не стал расспрашивать его о дочери лэрда Гленлайона в надежде, что сын сам заговорит об этом. Но Дункан не проронил ни слова. Несколько раз парни из клана пытались над ним подшучивать, и Дункан вспыхивал с такой силой – он, обычно спокойный! – что Лиам встревожился не на шутку. Во время той поездки, несомненно, произошло нечто значительное.
– Значит, дядя собирается уехать в Новый Свет? – спросил Дункан без особого интереса.
– Похоже, он так решил. Это его выбор.
– И ты его одобряешь?
Лиам внимательно осмотрел вторую сторону клинка. Довольный качеством своей работы, он спрятал точило на место и посмотрел на сына.
– Если это поможет его душе обрести мир, то да.
– Но ведь кроме него у тебя в долине нет других родичей, отец! – воскликнул Дункан, серьезно глядя на отца.
– Я знаю, Дункан. Но это его жизнь, не моя.
– Я не знаю, как бы поступил, если бы узнал, что Ран собирается навсегда уплыть за море!
– Тебе пришлось бы смириться с его решением.
Лиам вытянул затекшие ноги и пошевелил ими.
– Ты как будто хотел о чем-то со мной поговорить? – спросил он, поднимая глаза к звездам, мерцающим на темно-синем небе.
– Я? Ну, это может подождать.
Дункан кашлянул. Лиам решил, что сегодня непременно разговорит сына, а потому спросил:
– Это как-то касается дочки Кэмпбелла?
Юноша замер.
– Ну…
– Значит, это о ней ты хотел со мной поговорить?
Сунув кинжал в ножны, Лиам вопросительно посмотрел на сына.
– Может, и так, – пробормотал Дункан, заправляя прядь волос за ухо. – Да, о ней!
– И что же ты хотел сказать?
– Я не знаю, с чего начать…
Лиам едва заметно усмехнулся. Решительно, сегодня ночью ему уготована роль исповедника мятущихся душ!
– Хорошо бы начать с начала.
– Я не знаю, отец…
Дункан щелчком отшвырнул в темноту маленькую ночную бабочку, присевшую ему на ногу, отломил веточку вереска и понюхал ее.
– Как…
Лиам терпеливо дожидался продолжения фразы, но Дункан замолчал надолго.
– Дункан?
– Ладно, была не была! Коротко говоря, я не могу ее забыть. И сам не знаю точно, что к ней чувствую.
– Понятно. Я тоже через это проходил.
– Правда? – удивился Дункан и широко распахнутыми глазами взглянул на отца. – Когда? Ну, я хотел спросить, с кем?
– С твоей матерью.
– А с первой твоей женой, с Анной?
– С Анной было по-другому. С ней я не задавался никакими вопросами. Все сложилось само собой.
– А с матерью, значит, все было иначе?
– Подразумевалось, что она останется в Гленко только до тех пор, пока не заживет ее рана. Я не хотел к ней привязываться, и у меня было на то несколько причин.
– Каких причин?
– Во-первых, после смерти Анны я обещал себе, что никогда больше не полюблю женщину.
