Их захлестнул не порыв. Порыв сравним с волной, разбивающейся о берег. Сейчас разразился потоп: другая зона поглощала ту, в которой они находились. И потоп не думал отступать: предыдущая конфигурация зон не восстанавливалась.
Жгучая резь в животе заставила Кильона согнуться пополам. Его вырвало. Головная боль, слабость, дезориентация не отпускали, а вот тошнота немного улеглась. Он заставил себя наклонить голову и посмотреть на часы. Сдвиг начался менее минуты назад – стрелки толком отклониться не успели. Впрочем, секундные по-прежнему бежали – ни одни часы не остановились. Случись такое с одними часами, еще можно было бы подумать о сдвиге в сторону менее развитой зоны, где простейший часовой механизм не работает ввиду чрезмерной замысловатости. Раз тикали все часы, напрашивался обратный вывод. Сдвиг произошел в сторону другой, более развитой зоны, где часовые механизмы работают лучше и легче. Условия стали благоприятнее, кулачки и шестеренки, словно обрадовавшись, крутились быстрее, чем следовало.
Кильон потянулся к сумке и дрожащими пальцами открыл ее. Поле зрения резко сузилось, координация движений ухудшилась. Неуверенно, как пьяный, он нащупал держатели с антизональными средствами – пузырьки с резиновыми пробками и шприцы. Нащупал, но с трудом фокусировал на них взгляд. Снова посмотрел на часы: ни одни не остановились. Минутные стрелки побежали вразнобой, секундные закружились с ощутимо разной скоростью. Кильон вытащил шприц, воткнул в пузырек и набрал густую, как смола, жидкость.
Интуиция подсказывала: сперва нужно ввести лекарство себе. Он ведь врач, Мерока – пациент. Но Кильон склонился над девушкой, придержал, чтобы не дергалась, откинул одеяло и, поймав ее руку, засучил рукав. Потом нащупал вену, вонзил иглу и нажал на поршень. Все это время зажатый в его собственной руке шприц казался далеким-далеким, как блестящая стеклянная игрушка, которую к глазам не поднести. Тело Мероки словно тянулось до самого горизонта.
Лекарство подействовало быстро, конвульсии у Мероки стали слабее и реже. Кильон облегченно вздохнул и поднялся, надеясь, что поступил правильно. Сразу ведь не определишь: даже неточно подобранные антизональные поначалу успокаивают, и врач думает, что принял верное решение. Он снова посмотрел на часы и с облегчением отметил, что стрелки ведут себя по-прежнему.
Кильон сделал себе укол другим шприцем и убрал оба в соответствующие отсеки. Раз нет возможности стерилизовать их, нужно хоть убедиться, что для Мероки использован один шприц, для себя – другой.
Облегчение наступило почти мгновенно. Зрение прояснилось, головная боль стихла. Слабость, замедленность мыслей и движений пройдут не сразу, но если он угадал с препаратом, то постепенно избавится от очевидных симптомов зонального недомогания. Пока обстановка не изменится – в лучшую или худшую сторону, – у лекарства есть время выветриться.
Кони так и валялись на земле, безучастные, словно тени. Может, они впрямь погибли – Кильон не заметил, чтобы они дышали. У Мероки дела шли получше: она уже не билась в конвульсиях, а лежала на боку, будто наблюдала, как он вводит себе антизональные.
Когда Кильон подошел к девушке, она провела рукой по лицу. На востоке небо посветлело, и он увидел, что ее глаза открыты, а вокруг рта размазана кровь.
– Состояние – швах, – неразборчиво пробормотала Мерока.
– Ты язык прикусила.
– Что случилось?
– Порыв вернулся. – Кильон опустился на колени рядом с ней. – И на этот раз посильнее. Тебя он парализовал, не дав проснуться. Боюсь, кони погибли. Я рискнул предположить, что это сдвиг вверх, и, к счастью, кажется, не ошибся. Нам обоим я ввел антизональное, которое счел подходящими.
– Чувствую себя хреново.
– Ты не поверишь, но это хороший знак. Сесть можешь?
Мерока попробовала, застонав лишь раз.
– Грудь болит.
– Возможно, поранилась, когда билась в судорогах, – сломала ребро или мышцу растянула. Я помог тебе, но недостаточно быстро.
– Да уж, небось и своих проблем хватало. – Мерока осторожно выскребла песок их уголков глаз. – Ты молодец, Мясник, рассудил правильно.
– Надеюсь. Когда рассветет, осмотрю тебя получше. Может, пойму, что у тебя повреждено. Пока лучше сидеть здесь и контролировать наше состояние. Если я переборщил с антизональным, придется ввести корректирующую дозу. – Кильон постучал по нескольким часам на оголенном запястье. – Это скоро выяснится.
Мерока поднялась:
– Нет, так не пойдет.
– Мы же не собирались сниматься с места, пока за мной не приедут твои друзья. Произошел зональный сдвиг, но больше ничего не изменилось. Боишься, что они теперь сюда не доберутся?
– У них есть лекарства. Не такие классные, как твои городские, но им, чтобы добраться сюда, хватит.
– Тогда в чем дело?
– Вроде ты сказал – сдвиг в прогрессивную сторону?
– Да, по всей вероятности. В противном случае нам с тобой стало бы хуже.
– Большой сдвиг?
– Не знаю. Определить не успел, времени не хватило. Поэтому не исключаю, что превысил дозу или, наоборот, занизил. Но интенсивность симптомов… Судя по ней, сдвиг немаленький.
– Дело серьезнее, чем при переходе с Неоновых Вершин в Схемоград?
– Полагаю, намного серьезнее.
– Настолько, что борги теперь могут здесь существовать, хотя прежде не могли?
– Вот уж не знаю. С боргами я не сталкивался. – Кильон остановился. Следующая фраза повисла в воздухе. – А не пора ли нам в путь?
– Нужно глянуть на коней.
Кильон положил ей руку на плечо:
– Тебе нужно сидеть спокойно, пока не убедимся, что я угадал с дозой.
Мерока оттолкнула его руку и поднялась легче, чем Кильон считал возможным. Он с изумлением наблюдал, как она заковыляла к неподвижным коням. Девушка шаталась, спотыкалась, но сумела не упасть. Либо у нее развилась неожиданная, невероятная с точки зрения медицины выносливость к смене зон, либо дело в железной воле. Неплохое самочувствие и полный контроль над своим телом не давали Кильону никаких преимуществ.
Мерока доковыляла до лежащих лошадей, опустилась на колени и коснулась шеи коня, на котором ехал Кильон, прижав руку под жесткой выпуклостью щеки. Через несколько секунд она молча проверила своего коня.
– Оба мертвы.
– Жаль, но я не удивлен.
Мерока встала.
– И лекарства твои не помогли бы?
– Человеческие антизональные даже мартышкам не помогают. Ты как, сможешь вернуться пешком?
– Кто говорил о возвращении?
– Мы же так договорились. Ты передаешь меня кочевникам, которые вот-вот появятся, и возвращаешься на Клинок.
– Ситуация изменилась. – Бросив лошадей, Мерока зашагала вверх по склону. – Здесь оставаться нельзя. Только не сейчас, когда, возможно, сюда направляются борги!
