– Может, они способны сдвигать зоны, а может, и нет, – проговорила она, когда череп рухнул на землю. – По-моему, важны не способности тектомантов, а то, что им приписывают люди. Из-за дурной репутации тектоманты – магнит для неприятностей, которых нам лучше избегать. И все это, не считая их истинных способностей.
Мерока навела было митральезу на нечто, померещившееся ей в дымной завесе, вгляделась в неведомого призрака и снова прицелилась в клетку.
– По тектомантам я не специалист, – начал Кильон, перекрикивая стоны и завывания упавшего черепа, – только ведь клетка их силе не помеха.
– К чему это ты?
– Да к тому, что на свободе эта женщина не более опасна, чем в клетке. К тому, что нельзя изменять своим убеждениям. Нельзя бросать женщину с ребенком среди пожара, в котором они погибнут.
– Есть как минимум два других варианта. Вот первый. – Мерока подняла митральезу. – А второй наверняка найдется у тебя в сумке, если хорошенько поискать.
– Хочешь убить их?
– Да я им этим только одолжение сделаю.
Кильон не глядя сунул докторскую сумку Мероке. Сумка упала на землю.
– Я выпускаю их. Если ты против, застрели меня, и делу конец.
– Очень соблазнительно. – Мерока зло прищурилась, словно у нее руки чесались расстрелять Кильона. – Чем же ты намерен открыть клетку? Ногтями? Сарказмом?
Кильон выбрал удобное место и влез на повозку, стараясь держаться подальше от горящего конца. В огонь он не попал, но обжег ладони обшивкой. Металлические прутья клетки стремительно нагревались.
– Она права – я ведьма, – спокойно и уверенно проговорила молодая женщина, будто считала себя обязанной подтвердить опасения Мероки. – Я из тектомантов. У меня дар.
Клетка запиралась на защелку, с которой справился бы и младенец, если бы ее не блокировал висячий замок. Кильон понял, что Мерока знает об этом.
– Можешь взломать замок? – спросил он ее. – Только не ври!
Мерока поморщилась, словно сам ответ причинял ей боль.
– Быстро не сумею, а нужно быстро.
– Прислушайся к ее словам, – не унималась пленница. – Сила во мне выше твоего разумения. Выпустишь меня – все изменится.
– Это ты так думаешь, – буркнул Кильон.
– А ты нет? – спросила пленница. По тембру ее голос больше напоминал мужской, а непоколебимое спокойствие начинало действовать на Кильона.
– Если ты тектомант, клетка твоим способностям не помеха.
– Ты что-то о нас знаешь?
– Достаточно, чтобы понимать: будь я тектомантом, не спешил бы убедить в этом окружающих. – Кильон вытащил из кармана револьвер Мероки, не без труда обхватив рукоять перевязанными пальцами. На меткость при стрельбе левой рукой он не полагался. – Пожалуйста, отойди от дверцы. Я постараюсь отстрелить замок.
Сначала пленница не двигалась, потом отступила на пару шагов, скорее даже ее оттащила дочь, потянув за платье. В ее волевом лице угадывались черты матери – те же широкие скулы и выступающий подбородок, хотя исхудавшей девочка не казалась. Кильон удовлетворенно кивнул и прицелился в замок, держа оружие на расстоянии нескольких пальцев от него. Так слишком близко или недостаточно близко? Он понятия не имел. Как и о том, реально ли, в принципе, отстрелить висячий замок. Свободной рукой он прикрыл глаза и выжал спуск. Ничего не произошло. Кильон догадался, что не взвел курок, исправил ошибку и снова прицелился.
Раздался выстрел, и в то же мгновение – по крайней мере, так показалось Кильону – пуля со звоном срикошетила от металла. Кильон посмотрел на дверь, надеясь увидеть разбитый замок, а увидел щербинку на корпусе. Он снова спустил курок, но револьвер не выстрелил.
– Отойди, – велела Мерока.
Кильон даже не слышал, как девушка залезла в повозку, но вот она тут как тут, пожалуйста, с митральезой на изготовку.
– Раз такое дело, – начала она, направляя стволы на висячий замок, – я по-прежнему считаю свой вариант дельным.
– Она не ведьма, – уперся Кильон. – Раба иллюзий – возможно, но не ведьма.
Митральеза выстрелила. Навесной замок не сломался – его просто снесло вместе с большим куском защелки. Мерока отшвырнула почерневшие ржавые обломки. Клетка открылась.
Мерока прицелилась в узниц:
– Это наш добрый поступок дня. Теперь убирайтесь.
Женщина шагнула к ней, волоча за собой дочь.
– Ты меня боишься, – заявила она, обращаясь к Мероке.
– Ага, вроде того, но огромная пушка-подружка у меня, а с ней и куча снарядов. В общем, на твоем месте я бы не упиралась.
Мерока спрыгнула на землю, по-прежнему целясь в клетку и в ее бывших узниц. Женщина потянулась к двери и застыла на пороге, словно раздумывая, стоит ли выходить. И у нее, и у девочки ноги были босыми и грязными.
– Они здесь, – объявила девочка, с опаской посмотрев вверх.
– Что это за звук? – Кильон лишь сейчас уловил жужжание.
Доносилось оно сверху, из-под раздутого полога озаренных пламенем облаков.
– Черепа, – ответила Мерока.
– Они теперь в воздухе?
– Корабли у них есть. Так близко к Клинку они, как правило, не летают, но, чувствую, правила теперь изменились.
– Здесь был зональный сдвиг, – проговорила женщина, глядя на Кильона.
– Да. – Во рту у него пересохло, причем сильнее, чем можно было бы объяснить жаром пламени. – Ужасный сдвиг. Сильный тектоморфный сдвиг. Те, кто захватил вас, из-за него заболели. А ты сама недомогание чувствуешь?
– Я кажусь тебе больной?
– Послушай, я врач. У меня есть препараты – лекарства, которые помогут тебе и твоей… Полагаю, это твоя дочь?
– Нам твои лекарства не нужны. – Женщина говорила внятно, но чувствовалось, что язык Клинка ей не родной.
– Значит, у вас потрясающая зональная выносливость, – сделал вывод Кильон.
– Твоя городская заумь для меня пустой звук. Я сильная, потому что родилась такой.
– Да-да, ведьмой, примем пока этот вариант. Хотел лишь сказать, что если тебе нужна помощь… – Он осекся, чувствуя, что Мерока злится и ждет малейшего повода, чтобы выстрелить.
– Мясник, нам пора в путь.
– Ты поступил правильно, – сказала женщина. Она подхватила на руки дочь – мышцы на руках превратились в стальную проволоку, – и вышла с нею из повозки. – Ты проявил отвагу и заслужил нашу благодарность. А теперь выбрось нас из головы.
– После всего случившегося мы не можем просто оставить вас.
– Мы пальнуть можем, – напомнила Мерока.
– Твоя подруга не ошиблась. – Женщина оглядела Мероку с надменным презрением. – Я и впрямь приношу несчастье. Поэтому мы странствуем одни. И поэтому вы нас больше не увидите.
