Нимча не успокаивалась. Теперь она кричала иначе: вопли превратились в глухой ропот, в бормотание, как перед судорогами.
– Вели ей заткнуться! – гаркнула Мерока.
– Она не может, – отозвалась Калис.
– Позволь мне ее осмотреть, – проговорил Кильон. – Разберешься со мной позже. Сейчас позволь мне осмотреть Нимчу.
Мерока чуть-чуть ослабила нажим.
– Калис, ты согласна подпустить синеглазого уродца к своей девочке?
– Я не причиню ей вреда, – пообещал Кильон, стараясь говорить спокойно. – Иначе разве стал бы ее спасать? Позволь мне хотя бы взглянуть на нее!
Мерока убрала нож от его горла:
– Учти, мы еще не закончили, Мясник. Далеко не закончили, мать твою!
Кильон подошел к Нимче. Девочка умолкла, но судороги не прекращались. Она безостановочно молотила руками и ногами, пускала слюни и закатывала глаза. Лицо ее понемногу темнело. Калис изо всех сил пыталась удержать дочь.
– Нимча задыхается, – резко бросил Кильон. – Она проглотила язык. Держи дочери голову, Калис, я попытаюсь залезть ей в рот. Мерока, стучи в дверь! Скажи, нам нужен Гамбезон или моя сумка. И быстро!
– Мясник, да ты у нас, оказывается, командир, – съязвила Мерока.
– Я просто делаю свое дело.
Пальцы правой руки, укушенные черепом, были до сих пор перевязаны. Кильон правой рукой раскрыл Нимче рот, а левой потянулся за языком. Девочка отчаянно вырывалась, усложняя задачу, норовила укусить. Кильон засунул пальцы еще глубже, пока не нащупал язык. Уже не в первый раз он горячо благодарил судьбу за пальцы. Длинные, тонкие, они здорово помогали ему как доктору.
– Достал! – объявил он. – Сейчас ей станет легче дышать.
Успокаиваться Нимча начала почти мгновенно: судороги ослабли, вернулся нормальный цвет лица. Девочка глубоко дышала, не открывая глаз.
– Так худо ей еще не было, – проговорила Калис.
– Часто у нее приступы?
– Да, в последнее время участились. Да еще кошмары… Я боюсь за Нимчу. Отметина у нее с раннего детства, но прежде она приступов не вызывала.
– Еще не факт, что отметина и приступы связаны. – По-другому Кильон успокоить Калис не мог.
Если причина судорог не в тектомантии, то прочие варианты – эпилепсия и опухоль мозга – представлялись не утешительнее. Он только собрался расспросить Калис о кошмарах Нимчи, как дверь распахнулась. На пороге стоял Гамбезон с докторской сумкой Кильона, за спиной у него виднелся еще один член экипажа.
– Мне сказали, тут кричат. В чем дело?
– Мы поближе познакомились. – Кильон повернулся к Гамбезону спиной, чтобы доктор увидел распоротую рубашку и майку. – Мерока отреагировала примерно так, как я ожидал.
– Она вас ранила?
– Я в порядке. – Кильон посмотрел на Мероку: взгляд девушки до сих пор источал яд недоверия. – Нельзя винить ее в том, что моя сущность ей не по нраву.
– А мне нельзя допустить, чтобы клиенты грозили друг другу ножами. Тронешь его снова, Мерока, и я лично подпишу тебе смертный приговор, поняла?
– Как скажешь, – буркнула в ответ та.
– Заберите у нее нож, – велел Гамбезон сопровождающему его бойцу. – И обыщите ее, на этот раз как следует. – Доктор медленно переключил внимание на девочку. – Это она кричала?
– Малышку испугали мои крылья, – ответил Кильон. – Оно и понятно. Раньше она подобных мне никогда не видела, а теперь такое потрясение…
– Приступы вроде этого раньше не случались? – спросил Гамбезон у Калис.
– Нет, это впервые, – ответила та. Кильон стал гадать, расслышал ли Гамбезон неуверенность, мелькнувшую в ответе женщины. – Сейчас Нимча отдыхает. Приступ вряд ли повторится.
– Я очень постараюсь ее успокоить, – пообещал Кильон.
– Могу устроить ей личный осмотр, – предложил Гамбезон. – Не вижу повода относиться к девочке как к пленнице.
– Думаю, пока нам стоит держаться вместе, – сказал Кильон.
– Включая вас, доктор? – с сомнением поинтересовался Гамбезон. – Хотя наши клиентки… ваши спутницы… теперь знают о вас все?
– Надеюсь, мы сумеем прийти к мирному сосуществованию. – Кильон вопросительно глянул на Мероку. – Сумеем ведь?
– Отлично! – поспешно обрадовался Гамбезон. – Наверное, даже к лучшему, что никому из вас сию секунду не нужна моя помощь. Боюсь, капитан ожидает ближнего боя. Начаться он может в любой момент завтрашнего дня, и мы должны быть в полной боеготовности. – Гамбезон замолчал, снова разглядывая Кильона. – Думаю, вам, доктор, не помешает новая рубашка. Велю принести ее. Еще, пожалуй, темные очки, чтобы на каждом углу не объяснять, почему у вас такие глаза.
– Было бы очень кстати, – сказал Кильон.
Корабль летел над водной гладью. Южнее остались малонаселенные равнины, над которыми он двигался бесконечно долгие часы. Редкий пунктир заброшенного шоссе или железной дороги, спицы-развалины бесполезной телеграфной башни были единственными признаками того, что в эти края заглядывала цивилизация. Когда монотонность стала невыносимой, равнины сменились отвесными скалами, уходящими как минимум на лигу ниже прежнего уровня земной поверхности. Глубину того моря не определишь. Холодное, мрачное, черно-свинцовое, с островками льда, оно, по мнению Кильона, тянулось в меридианном направлении. Вдали на севере из воды поднимались не менее внушительные скалы, за ними снова начинались унылые равнины. До скал лиг пятьдесят, а то и сотня, то есть целый час полета. После полудня, когда солнце поплыло к горизонту, скалы окутала густая тень, превратив их пурпур в черноту.
Кильон вспомнил карту Мероки: Длинная Брешь и Старое Море, нанесенные черными чернилами. Они впрямь забрались в такую даль, раз уже летят над водой?
– У этого моря много имен, – сказала Калис. – Сейчас мы в его восточной части. Говорят, оно такое глубокое и длинное, что в нем можно спрятать весь ваш Клинок, если положить его на бок. Еще говорят, прежде оно было больше, тянулось до Ночного Лабиринта и Трех Дочерей. Так было до того, как мир остыл и моря начали высыхать. – Женщина пожала плечами, точно не слишком верила обрывкам знаний о планете. – Тех мест я никогда не видела и не встречала никого, кто видел. Не уверена даже, что они существуют, что когда-то мир был теплее.
– Я не знаю, во что верить, – уныло проговорил Кильон. – Да и сейчас особого значения это не имеет, верно? Раз мир изменился так, как мы видим, значит возможно все. Мир может стать прежним, деревья могут снова вырасти, мертвые моря – возродиться.
– Ну, если ты так думаешь… – с сомнением протянула Калис.
– А ты нет?
– На твоем месте я осталась бы в городе – там всегда будет теплее и безопаснее.
– Ты видела, что случилось с моим городом. Мне повезло: я успел ноги унести. – Кильон огляделся по сторонам. – Если такое можно назвать везением.
