– Но клиношникам этого показалось мало, – добавила Куртана. – У них имелись разведданные, довольно сомнительные и ненадежные, о чем-то важном, скрытом на Напасти. Покамест ту важность держали в тайне, но Клин вонзился в глубину мертвой зоны, и секрет мог быть раскрыт.
– Между Клинком и отдельными поселениями-спутниками существовали разногласия, – сказал Рикассо. – Спутники хотели широкой автономии. Клинок, под влиянием Небесных Этажей, хотел укрепить свою власть. После зонального сдвига возникли опасения, что сепаратисты попытаются завладеть тем, что скрыто на Напасти, и таким образом изменить соотношение сил на целой планете. Разумеется, такой расклад сочли недопустимым. Поэтому клиношники, точнее, ангелы решили провести на Клине нечто большее рядовой разведоперации. Задействовали ровно половину Роя. Нам следовало не просто закрепить право на Клин, а оккупировать и держать под контролем, сколько удастся.
– И что случилось? – спросил Кильон.
– У наших капитанов возникли серьезные сомнения, – ответила Куртана. – Они опасались, что шторм еще не закончился. Новые сдвиги могли разрушить Клин или отколоть его от основной зоны.
– И флот оказался бы в западне, – кивнул Кильон.
– Да, новые сдвиги сулили флоту гибель, – согласился Рикассо. – Гибель медленную, но тем не менее. Неудивительно, что капитаны потребовали гарантий.
– И получили их, – проговорил Аграф. – Капитанов заверили, что лучшие аналитики Небесных Этажей с помощью компьютерного моделирования установили, что Клин устойчив. Исходя из этого, капитаны согласились на экспедицию. Но их обманули. Ангелы решили исследовать Клин любой ценой, даже с риском для Роя.
Кильон догадался, что услышит дальше.
– И Клин откололся, да?
– Да. Ко времени сдвига наши люди успели глубоко проникнуть на его территорию, – ответила Куртана. – Сдвиг отсек их от внешнего мира, лишив надежды на спасение. Даже тогда мы, наивные, не заподозрили предательства. Остатки Роя собрали силы. Угодившим на Клин мы помочь не могли: они оказались вне зоны доступа, вне зоны действия радиогелиографа. Им оставалось медленно умирать от зонального недомогания. Правда открылась постепенно: компьютерное моделирование прекращено, потому что клиношников не устроили промежуточные результаты; возражавших заставили замолчать или дискредитировали. Предательство.
– Для нас это было равнозначно объявлению войны, – проговорил Рикассо. – Трагедию мы восприняли именно так. Клинок отвернулся от нас, мы в ответ отвернулись от него. Охранную службу мы бросили. Спутники один за другим вырвались из-под контроля центра и постепенно зачахли. Сейчас никто их и не помнит. Мы же подчинили себе небо.
– Я не могу говорить от имени Клинка, – начал Кильон, – но мне жаль, что так вышло.
– Правосудие свершилось, – надменно изрек Аграф. – Обидно только, что пришлось так долго ждать.
– Звучит довольно сурово, если учесть, что никто из сегодняшних жителей Клинка в том преступлении не повинен.
– Коллективная ответственность не заканчивается со смертью одного гражданина, – заявила Куртана. – Она переходит к его потомкам. Город предал нас. И город помнит об этом, хотя пытался забыть. – Она пожала плечами. – А сейчас… Что ж, он отведал собственного лекарства.
– Вы ведь не желаете клиношникам погибнуть от зонального недомогания?
– Почему бы нет? Они навлекли на нас ту трагедию. И тебя они хотят убить, доктор. Ты вынужден бежать от них. Только не говори, что ты до сих пор на стороне клиношников!
– Они хорошие люди, – сказал Куртане Кильон. – Ну, большинство.
– Порой с хорошими людьми случаются плохие вещи, – изрек Рикассо. – Такова жизнь. Если кому и расстраиваться из-за этого, то не тебе, доктор. Ты, как медик, должен понимать это лучше всех остальных.
Глава 15
Рой выбирался из кратера, своего временного убежища. Черными шмелями, агрессивными и решительными, корабли двинулись на север. Тысячи моторов завели на максимальную мощность в боевом режиме. С ревом, гулким эхом отражающимся от земной поверхности на тысячи лиг вокруг, летающий город прокладывал себе путь по небу.
На балконах гул стоял почти невыносимый, особенно на «Переливнице ивовой», которую сопровождал эскорт юрких, щетинящихся оружием кораблей. Вокруг гондол постоянно суетилась небольшая армия техников: они занимались двигателями, безумной путаницей такелажа, балок и торсионов, непрочной оболочкой, норовистыми ветромерами и барометрами, пушками и пулеметами, нуждавшимися в постоянной проверке, корректировке, наладке. Защитные очки, наушники и шлемы делали техников неотличимыми, как близнецы. Если в кратере Рой казался чуть ли не хаотичным, то сейчас каждый корабль действовал строго по предписанию. Веками Рой господствовал в небе, и Кильон наконец оценил железную дисциплину, сделавшую это возможным. Рой спас ему жизнь и приютил его спутниц. Однако он пугал Кильона даже сейчас, когда парадоксальным образом тратил топливо, в надежде пополнить его тающие запасы. Движение или смерть – такая дилемма завораживала, хоть и отдавала трагизмом.
«Крушинницу» ждали целый день. Не поступило ни малейшей весточки – даже сигнала радиогелиографа в пределах видимости, – и Рикассо скрепя сердце приказал лететь на север, к топливному хранилищу, которое разведал Аграф. Всем составом Рой двигался в два раза медленнее своих самых быстроходных кораблей, то есть на скорости чуть больше двадцати пяти лиг в час, а при встречном ветре даже медленнее. При таком раскладе сила Роя заключалась в численности, а не в проворстве. Впрочем, маневренностью и умением приспосабливаться он тоже обладал и, как заверили Кильона, мог отразить любую мыслимую атаку.
Кто он в Рое, Кильон так и не понял. Рикассо поселил его рядом с залом, в просторной каюте, роскошной настолько, насколько возможно на дирижабле. Питался Кильон с Рикассо, Куртаной, Аграфом и доктором Гамбезоном, когда тому позволяла служба. В его присутствии обсуждали любые темы, вплоть до тех, которые Кильону казались сугубо секретными, например критичность нехватки топлива. Напрашивался вывод: либо Рикассо с командой полностью ему доверяют, либо не намерены выпускать из Роя. Правда наверняка лежала где-то посредине.
Впрочем, свободы перемещения Кильона лишили. Он мог находиться лишь на «Переливнице ивовой», точнее, в автономной части центральной гондолы – в зале, лазарете и на небольшом балкончике. Такое решение было принято ради его безопасности, чтобы поменьше ройщиков узнали его истинную сущность. Однако это усиливало ощущение Кильона, что, вопреки радушию Рикассо, он здесь пленник.
Мерока шла на поправку. Из лазарета ее выписали, но повязки не сняли: раны еще не зажили. Девушку не допускали ни к стрельбе, ни даже к упражнениям: пока ей было слишком тяжело. Зато ее обучали обслуживать дирижабль и посылать сигналы: для техника эти умения не менее важны, чем заряжать пулемет. На гелиографической станции Кильон ее и нашел: девушка тренировалась, посылая тестовые сигналы с «Переливницы ивовой» на соседние корабли. Затвором она двигала все быстрее и увереннее. Мероке следовало выучить не только принципы работы радиогелиографа, но и коды внутренней связи. За ней присматривала опытная сигнальщица, хотя сомневаться не приходилось: Мерока – ученица способная.
