– Я так мало отличался от людей, что прошел бы личный досмотр. Сейчас я в промежуточном состоянии. Вряд ли я снова стану полноценным ангелом, но однозначно буду выглядеть… странновато.
– А тот, другой ангел… Она была… То есть ангел был… женщиной?
– Ее звали Арувал. Я любил ее и в ангельской ипостаси, и когда нас обоих уподобили людям. Нас отправили к людям в составе одной разведгруппы. – Кильон сглотнул, почувствовав, что в горле внезапно пересохло. Внизу корабль расстыковывался с колонкой – так пчелы, собрав пыльцу, отлетают от цветка. – Арувал не знала всей правды о программе глубокого проникновения. Я тоже не знал. Мы думали: цель лишь доказать, что это возможно. Только наши хозяева хотели куда большего. Они собирались создать целую армию диверсантов, десантную группу, которая могла бы вторгнуться на Неоновые Вершины и на оставшуюся часть Клинка. Косметические модификации роли почти не играли. Главным была наша повышенная зональная выносливость.
– Арувал узнала об этом?
– Практически случайно. Двух других участников нашей группы в тайну посвятили. Арувал стала подозревать их, когда увидела, как они прячут медпрепараты и оружие, о которых мы ведать не ведали. Она поделилась опасениями со мной, но мы не могли действовать, не разобравшись в ситуации до конца. Тогда посвященные убили Арувал. Попытались выдать убийство за несчастный случай, и я, может, поверил бы им, если бы не подозрения Арувал. Но к тому времени я уже догадался, в чем дело.
– Как ее убили?
– Арувал и двое посвященных устроили вылазку. Один из наших препаратов испортился, понадобилось восполнить запасы. К счастью, препарат был простой, на Неоновых Вершинах продавали аналог. Они втроем проникли на фармацевтический склад Второго округа, а я ждал в безопасном месте. Видите ли, я, как медик, активно участвовал в разработке программы глубокого проникновения, сотрудничал с другими докторами, программистами, фармацевтами. Я знал, как именно нас модифицировали и как поддерживать жизнеспособность таких особей. И следил за состоянием членов группы – за собственным, конечно, тоже – и корректировал медикаментозный режим. – Кильон судорожно вдохнул холодный, отравленный дымом воздух. – В общем, Арувал столкнули в лифтовую шахту склада. Те двое соврали, что нарвались на охрану, – мол, пришлось разбегаться и Арувал спутала шахту со служебным выходом. Они планировали вернуться днем позже, забрать труп или поджечь склад – что угодно, только бы Арувал не попала к патологоанатому. Но я-то знал правду. Еще знал, что, если помогу уничтожить ее труп, стану следующим. Посвященные решили внедриться по-настоящему глубоко, а я превратился в обузу. Той ночью я объявил, что хочу скорректировать небольшой дисбаланс в их медикаментозном режиме. И они, как всегда, подчинились. О моих подозрениях они понятия не имели. Если вам это кажется странным, учтите то, что лица-то у нас чужие, родились-то мы с другими. Да, мимикой овладели, а вот читать ее не научились, так же как слышать фальшь в голосах друг друга. Лгать было проще, чем вы думаете.
Кильон уставился себе на руки: обтянутые перчатками пальцы впились в поручень. И, помолчав, закончил рассказ:
– Я убил своих спутников. Приготовил и ввел им смертельную дозу препарата. Смерть им выпала нелегкая.
– У тебя не было выбора.
– Когда препарат начал действовать, это значения не имело.
– А потом?
– Я решил замести следы преступлений – и своего, и посвященных. Получилось лишь отчасти. Меня выследил человек, хороший человек, полицейский. Он догадался, что произошло как минимум одно убийство. Что междусобойчик ангельский, он знать не мог и расследовал дело с упрямой решимостью. В итоге он вышел на меня. Полицейского звали Фрей.
– Видимо, тебя он не сдал.
– Мы с ним договорились. Я все гадал, предаст Фрей меня или нет, но он не предал. С Клинка я бежал не по его вине. Если бы не его помощь, я бы погиб уже при попытке побега. Так что ненависти ни ко всем людям в целом, ни к кому-либо конкретному у меня нет.
– Наверное, ты беспокоишься и за Фрея, и за других клиношников.
– Да, беспокоюсь.
– Они, скорее всего, провели специальные мероприятия чрезвычайной ситуации. Клинок не Рой, но и там наверняка есть органы власти, комитеты и аварийные планы.
– Непохоже, чтобы после моего побега на Клинке внедрялись аварийные планы. Скорее, похоже, что город при последнем издыхании.
– Тогда тебе повезло, ты вовремя выбрался. И Мероке тоже.
– Как ни странно, везучим я себя не чувствую. – Кильон придержал пилотку, которую грозил сорвать шальной ветер. День ото дня пилотка становилась все свободнее: у него сжимался череп. – Вряд ли я первый ссыльный, который чувствует себя предателем, и вряд ли стану последним.
– Летит, – тихо проговорил Аграф, словно в ответ на слова Кильона.
– Что, простите?
– Летит, – повторил Аграф, показывая Кильону почти невидимую точку на горизонте.
– Ройский корабль?
– Ну разумеется, – ответил Аграф обиженно. – Он же не подбит.
К топливному хранилищу приближалась «Крушинница». Она привезла новости. К предыдущему месту сбора она попала через день после отлета Роя и сейчас нагнала остальных. В кратере оставили аэростат с зашифрованным посланием, извещающим «Крушинницу» о планах Роя.
Как и другие возвращающиеся дозорные, «Крушинница» побывала в ближнем бою. Оболочка, гондола и поверхности органов управления были испещрены отверстиями от пуль и снарядов. Половину хвостового оперения оторвало с мясом. Одного двигателя «Крушинница» лишилась и, чтобы попасть к месту сбора, безжалостно эксплуатировала остальные. Ранения и болезни вымотали экипаж, унесли жизни капитана, старшего помощника и многих авиаторов. Лишь длительный ремонт вернет «Крушинницу» в рабочее состояние, если ее не спишут в утиль, не переработают, а имя не отдадут другому кораблю, получше или хотя бы поновее.
Впрочем, все это казалось неважным в сравнении с информацией, которую привезла «Крушинница».
Разведданные состояли из двух частей. Во-первых, они содержали уточненную информацию о новых границах зон. «Крушинница» осмотрела изменившиеся границы на протяжении нескольких тысяч лиг и отметила, что годные для жизни области расширились и заняли чуть ли не полностью территорию Напасти. Многое выяснить не удалось, карты мира потеряли актуальность, однако уже составлялись новые. Картографы Роя чертили новые границы: сплошной линией – если вопросов не возникало, пунктиром – если сомневались, и точками – если лишь строили догадки. Штриховка и цветовая градация отображали вероятное состояние каждой зоны, символы – что там работает, а что – нет.
Но самым важным было то, что «Крушинница» перехватила телеграфное сообщение. Далеко на восток от нынешнего места дислокации Роя сигнальная цепь возобновила работу или просто не прекращала передавать сообщения. Сигнальщики с Девятой Радиальной отбивались от черепов – по крайней мере, пока. Множество ретрансляционных станций бездействовали, но при благоприятных погодных условиях сообщения пролетают в два раза больше обычного расстояния. То есть станции хоть не в обычном режиме, но работали, и новости, пусть даже сбивчивые и разрозненные, по цепи передавали. После шторма направление передачи диаметрально изменилось – сейчас сообщения текли прочь от Клинка. Даже если бы сообщения не поддавались расшифровке, это означало, что на Клинке кто-то жив и очень хочет связаться с внешним миром.
