Запыхавшись, я подскочила к отцу, поджидавшему меня у междугороднего омнибуса.
— Извини, что опоздала, — выпалила я. — Сегодня объявляли нового королевского посла, никак не могла пропустить такого зрелища.
— Не надо тебе было сюда приезжать, — проворчал он, хотя было заметно, что страшно обрадовался моему появлению. Навещать отчий дом в Южной провинции папа, мягко говоря, терпеть не мог и выезжал туда только вынужденно раз в год, в годовщину смерти матушки, кого всю жизнь любил самой нежной сыновней любовью.
Сразу после удочерения одиннадцать лет назад он повез меня в свой родной город — знакомить с новой родней. Однако семейство, пользовавшееся в городе отменной репутацией, появление в доме подкидыша восприняло в штыки. Когда папу под страхом родовой епитимьи пытались заставить вернуть сиротку обратно в приют Святой Катарины, случился страшный скандал. Больше отцовских родственников мне видеть не доводилось. К нам они не приезжали, а с визитами к ним не торопилась я.
— Багаж уже привязали? — Я проверила сундук, привязанный позади тяжелой кареты.
— Отъезжаем через пять минут! — противным голосом объявил проходивший рядом билетер, и папа заметно занервничал.
— Езжай. — Я кивнула на омнибус. — Обещаю, что, когда ты вернешься, лавка будет стоять на месте.
— Если что, вызови Джорджа, — беспокоился отец, на которого последние события, случившиеся в моей жизни, повлияли гораздо сильнее, чем он показывал. Если отец по собственной воле предлагал позвать в особнячок Лысого Джо, значит, действительно сильно беспокоился.
Он схватился за приставленную к омнибусу лестницу для пассажиров, купивших билеты на открытые места.
— Папа, ты опять пожалел денег на место в салоне? — возмутилась я, придерживая его, тяжело карабкавшегося на крышу.
— Ты же знаешь, как я люблю свежий воздух, — бормотал он в ответ. — Да и храплю очень сильно.
— Можно подумать, на ночном холоде ты будешь храпеть меньше! — проворчала я. — Только окоченеешь.
— Удачи, маленькая нима. — Разместившись, он сверху помахал мне рукой.
— Отправь сообщение, когда приедешь, — попросила я и тряхнула звякнувшей холщовой сумкой: — Мне вернули вестник.
Тяжеловесный, нагруженный омнибус отца выехал из городских ворот, завернул на торговый тракт и вскоре скрылся из поля зрения. Я почувствовала себя сиротой и не могла избавиться от этого подлого ощущения, даже возвратившись в аптекарскую лавку.
И когда высокие напольные часы в опустевшей гостиной показывали второй час ночи, а погруженный в темноту дом страдал без хозяина, ночное спокойствие разрушил громогласный стук в дверь.
Я удивленно повернула голову в сторону лестницы, точно через стену могла увидеть позднего визитера, и прислушалась. Когда отец уезжал из дома, ворота по правилам закрывались. Этот жест означал, что получить лекарскую помощь в аптекарском дворе было просто невозможно, но ночной визитер, видимо, решил, будто его обманывают, и снова загрохотал по двери.
Оружия мы в доме не держали, а открывать двери незнакомцам я страшилась. Не придумав ничего получше, я взяла каминную кочергу, спустилась вниз и, встав в темноте под дверью, прислушалась к доносившейся с улицы возне.
— Кто там? У меня есть арбалет.
— Ката… открой…
Узнав голос Яна, я моментально отставила кочергу, провернула ключ в замке и распахнула дверь. Он буквально упал мне в руки из темноты, и, не удержав тяжелое тело, я с грохотом повалилась на пол. Ян откатился в сторону, его лицо заливала смертельная бледность.
— Ян?! — Я тряхнула его за плечи, пытаясь привести в чувство, и тут увидела, что мои руки перепачканы в крови. — Ты ранен!
— Онри… — прохрипел он.
— Онри? Мне вызвать твоего друга? Но как?!
Приятель потерял сознание, из разжатого кулака выпал голубоватый кристалл в виде куба. Стоило мне прикоснуться к ледяной грани, как он стал стремительно таять, точно лед на солнце. Секундой позже вместо кристалла осталась лишь влажная лужица.
Паралич из-за неожиданного вторжения сменился лихорадочной деятельностью. Подхватив бессознательного приятеля под мышки, кое-как я доволокла его до подсобки, где хранились снадобья. Запалив магический светильник, я принялась очищать рабочий стол и чуть не переколотила половину отцовских мензурок, точно живые, они ускользали из трясущихся от паники рук.
Кряхтя, я кое-как перевалила тяжелое тело Яна на обожженную ядовитыми снадобьями столешницу. В пояснице что-то нехорошо хрустнуло, а раненый с размаху ударился затылком о край стола.
— Извини, — пробормотала я. Впрочем, приятель все равно не мог почувствовать, что с ним обходились без особенной предусмотрительности.
Он лежал кособоко и неловко. Как могла, я попыталась его выпрямить, свела вместе ноги. Со свисающей руки срывались густые темные капли крови и кляксами пятнали дощатый пол.
Мне удалось стянуть кожаную куртку, но снять узкую черную кофту без пуговиц и с высоким воротом не получилось. Схватив ножницы, я стала разрезать вязаное плотное полотнище. В тишине щелкали лезвия, расползались половинки, открывая неожиданно крепкое мускулистое тело с рельефным торсом. Оттянув ворот, я сомкнула ножницы последний раз. В плече, перепачканном кровью, сидел арбалетный болт.
Трясущийся палец осторожно дотронулся до металлической верхушки, и тут на меня накатила истерика. Стараясь сдержать слезы, я уперла руки в бока, задержала дыхание и досчитала до десяти. Не помогло, страх никуда не девался, и грудь начинало стягивать огненным кольцом.
Удивительно, но приступ остановил неожиданный звон дверного колокольчика, тревожно тренькнувшего в тишине испуганного дома. Я затаилась, прислушиваясь к быстрым шагам. Человек приближался, и вот в подсобку, залитую резким светом магического кристалла, вошел взлохмаченный Онри.
Казалось, он меня даже не заметил — все его внимание было обращено к другу, лежавшему на столе. Маг бросил на пол сумку, обиженно звякнувшую какими-то баночками. При виде болта в плече друга Онри застонал и выругался, как портовый грузчик.
— Мне нужны чистые полотенца и горячая вода, — снимая куртку и закатывая рукава рубашки, приказал он и тут обратил ко мне косоглазый взгляд: — И еще коньяк.
— Хорошо, — пролепетала я, не понимая, из каких соображений в первую встречу посчитала столь пугающего человека — нелепым.
Выскочив из подсобки, я принялась суетливо метаться по дому. Схватила полотенца, налила в миску горячую воду, но пока спускалась со второго этажа, половину расплескала. Пришлось вернуться назад, налить воду в медный кувшин. Потом я вспомнила о коньяке, но в шкафу нашлась только бутылка солодового виски. Я сжала ее под мышкой и наконец вернулась в подсобку.
Онри что-то с хмурым видом смешивал в отцовских пробирках.
— Принесла? — Он перевел на меня растерянный взгляд красных от недосыпа глаз.
