Стол для собеседований у нас появился недавно, как и комната для собеседований. История с Чеславом Конопкой принесла «Уличным хроникам» неплохие дивиденды. По приказу из королевской канцелярии конторе отдали лучшие щиты на центральных проспектах, для печати стали выделять бобины плотной белой бумаги вместо желтоватых папиросных рулонов, а газетчикам подняли жалованье. Правда, всем одинаково, на три серебра.
Когда я выходила, то девица пробормотала, непонятно к кому обращаясь:
— Нима Войнич очень странная.
— Дорогуша, — фыркнул один из школяров со знанием дела, — красивой женщине можно простить любые странности.
Пиотр восседал на моем месте и с заинтересованным видом читал какую-то записку. Некоторое время я стояла рядом, буравя помощника тяжелым взглядом. Наконец он поднял голову и расплылся в улыбке:
— А тебе записка.
Одарив противника-помощника выразительным взглядом, я выдрала из его рук листок со вскрытой сургучной печатью и с усиками красной нитки. На дорогом листе вощеной бумаги каллиграфическим почерком было написано согласие для интервью Кастана Стоммы.
— Растешь за счет правильных знакомств?
С недоумением я перечитала записку, потом направилась к шефу, продолжавшему разглагольствовать о сложностях работы в газетном листе. На мой взгляд, новички уже достаточно напугались, но редактора несло. Своим появлением я перебила его на полуслове.
— Стучаться надо! — рявкнул он.
Я промолчала, что новую комнату для собеседований от общей рабочей залы отделял длинный стеллаж, и продемонстрировала записку:
— Шеф, вы просили о встрече Кастана Стомму?
Редактор забрал послание из моих рук, пробежал глазами и довольно хлопнул ладонями по коленкам.
— Так и знал, что тебе-то он точно не откажет в интервью! Я там набросал список вопросов. — Он небрежно помахал рукой. — Возьми, и чтобы без самодеятельности. Если Стомме не понравится колонка, то судебные издержки мы не выдюжим.
Когда я уже собралась выйти из закутка для собеседований, он прикрикнул:
— Кто поедет в оранжерею? Там сегодня конопковские розы переименовывают в честь жены бывшего мэра.
При этих словах газетчики мгновенно приняли страшно деятельный вид, а некоторые, от греха подальше, начали собирать вещи, давая понять, что уже заняты другими заданиями. И только Пиотр Кравчик не успел слинять, а потому получил редакторское наставление:
— И детишек с собой прихвати.
— Всех скопом? — скис тот.
— Ну, не по частям же, — удивленно развел руками шеф, в душе наверняка визжавший от восторга, что ловко избавился от молодняка на целый день.
Встречу Кастан назначил в «Грант Отеле». Видимо, имел пристрастие к готовке тамошнего шеф-повара.
Огромный ресторанный зал обозвать едальней не поворачивался язык. Интерьер был выполнен в бело-золотых тонах, с хрустальной люстрой на три сотни магических кристаллов на потолке, наборным паркетом на полу и натуральным шелком на стенах. На столах стоял настоящий маримский фарфор с искусными цветами, распускавшимися на дне белых тарелок, а на вышитых льняных салфетках лежали начищенные серебряные приборы.
Подавальщик проводил меня за стол у окна, выходивший на мэрскую площадь, где под яркими лучами солнца, спустя двадцать лет, разбирали эшафот.
— Доброе утро, Катарина.
Я так увлеклась наблюдением за чернорабочими, что не заметила появления Кастана. Он уселся напротив, подозвал подавальщика и, не спрашивая меня, заказал два кофея.
— Вы ужасно выглядите, — заметил он, небрежным жестом отпуская прислужника.
У меня невольно вырвался смешок:
— Сегодня ваши комплименты выше всяких похвал, суним Стомма.
— После нашей последней встречи я решил быть с вами честным.
— В таком случае вы честно ответите на вопросы, приготовленные моим шефом, и мы попрощаемся.
Я достала из сумки немного смятый листок папиросной бумаги, блокнот и заправленное чернильное перо.
— Готовы начать?
— Хотите знать, почему я пригласил вас на встречу?
— Раз вы задаете этот вопрос, то вы вызвали меня явно не для того, чтобы осчастливить «Уличные хроники» своей гравюрой на центральной полосе.
— Вы правы. — Кастан пальцем пригладил уголок салфетки на столе, видимо, вычислял, как бы меня огорошить, потом перевел на меня расчетливый взгляд. — Я хочу предложить вам службу, нима Войнич.
— Я не заинтересована в смене конторы.
— И вам не придется оплачивать счет за услуги самого дорогого судебного заступника Алмерии.
— Если я правильно помню, а я помню правильно, то вы даже ни разу не выступили в мою защиту в суде, так что не думаю, что счет за ваши услуги должен потрясти мое воображение, — копируя любезно-светский тон оппонента, вымолвила я. — Приступим к интервью?
— Я нанял человека для слежки, чтобы выяснить, сможете ли вы справиться с этой работой.
Даже при мимолетном намеке на упоминание о Яне у меня свело живот.
— Вы выкинули деньги на ветер, суним Стомма.
— Мне нужен помощник, чтобы распутать и рассказать людям историю одного погибшего семейства, — не унимался судебный заступник. — Вам что-нибудь говорит имя алхимика Густава Каминского?
— Нет.
— Он был довольно известен.
— Что с ним случилось? — не удержалась я и тут же прикусила язык, проклиная собственное неуемное любопытство.
— Заинтересовались?
— Спрашиваю из вежливости, — соврала я. — Поддерживаю светскую беседу, пока вы собираетесь с духом, чтобы ответить на вопросы моего шефа. Не переживайте, они не о личной жизни.
— Пятнадцать лет назад особняк Каминских сгорел со всей семьей и слугами, — не обращая внимания на мою иронию, гнул Кастан. — Дознаватели пришли к выводу, что в лаборатории алхимика случился взрыв магического состава, якобы его следы обнаружили на остове, и дело быстро закрыли. Но знаете что, Катарина?
Он поднял брови и примолк, стараясь меня увлечь.
— Что? — не утерпела я.
— В доме никогда не было лаборатории. — Кастан пристукнул вилкой по столу, и от неожиданности я вздрогнула. — Скажите, вам было бы интересно выяснить правду, что случилось с этой семьей, и рассказать честную историю людям?
Я чуть наклонилась в сторону собеседника и пробормотала заговорщицким тоном:
— Совершенно неинтересно. Приступим к вопросам?
— Я утрою вам жалованье.
— Откровенно говоря, за службу в «Уличных хрониках» я получаю сущие медяки, так что богаче не стану.
— В десять раз, и по окончании работы вы сможете перейти в тот газетный лист, куда сами захотите писать колонки. Ну же, Катарина, соглашайся!
