— Катарина, быстрее же!
Оглянувшись через плечо — не заметили ли меня стражи, я нырнула к карете и юркнула в салон. Актерка немедленно задернула занавеску и крикнула кучеру:
— Трогайся!
Мы не произносили ни слова, пока не выехали из Кривого переулка на суматошную омнибусную площадь.
— Я с утра тебя поджидала, — призналась Жулита. — Как только увидела ту писульку мерзотную, так и приехала. Спрячешься пока у меня. Ко мне стражи точно не сунутся.
Мы встретились глазами.
— Можешь не благодарить. — Она передернула плечами. — Я помогаю тебе вовсе не по дружбе и даже не из чувства солидарности. Просто ненавижу ходить в должницах.
В карете повисла долгая пауза, заполненная стуком каретных колес по мостовой, шумом говорливого многоголосого города.
— Спасибо, — произнесла я.
— Не за что. Городская башня — ужасное место… — Она помолчала и добавила: — Хотя ты об этом знаешь лучше меня.
Деликатной назвать Жулиту не поворачивался язык.
Немного сдвинув занавеску, через щелку актерка изучала улицы за окошком.
— Я надеюсь, что ты не плакала на публике? — проворчала она. — Лить слезы на людях последнее дело.
Видимо, после истеричных рыданий в омнибусе, когда из-за доносившихся сзади всхлипов весь салон боялся пошевелиться, у меня опухли и покраснели глаза.
— Мое сердце разрывается, когда я вижу, как ты ломаешься, — тихо добавила Жулита и, вдруг всхлипнув, раскрыла веер…
Лукас появился, когда на улице смеркалось и небо над Королевским холмом насытилось свинцовыми оттенками. Завернувшись в вязаную шаль, я открыла окно и разглядывала пустой двор, надеясь засечь неуловимого ночного посыльного. Однако он проник тихо и незаметно. Присутствие возлюбленного выдал сквозняк, ударивший в лицо и раздувший занавеску, когда он открыл дверь в спальню.
Я обернулась, а он уже находился совсем близко. Крепко прижал к груди, поцеловал в губы.
— Ты в порядке? — спросила я и словно со стороны услышала в своем голосе едва сдерживаемые слезы.
— Нет. — Он покачал головой. — Они пытаются выставить тебя соучастницей, так что я не в порядке.
— На самом деле я кое-что придумала. — Я с тревогой заглянула любимому в хмурое лицо. — Мы должны бежать.
— Бежать? — отстраняясь от меня, повторил он, словно попробовал слово и остался совершенно недоволен вкусом.
— Я много думала над побегом. Все нормально, Лукас. В мире тысячи мест, где нас никто не знает. Убежим вместе.
— Ты готова прятаться всю жизнь? — В его голосе зазвучал лед.
— Но…
— Ты готова бросить отца? Отказаться от ремесла, которое любишь?
— Почему ты все переворачиваешь? — разозлилась я и принялась нервически ходить по комнате, страстно грызя ноготь на большом пальце руки.
— Ты совершенно не разбираешься в мужиках, Катарина, — невпопад заявил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Какой нормальный мужчина захочет, чтобы его женщина жила в изгнании, как преступница?
От справедливого замечания у меня споткнулось сердце и не нашлось ни одного достойного ответа. Оплакивая жизнь, которую мне пришлось бы оставить позади, я вдохновенно жалела себя, но мне даже не пришло в голову подумать о побеге с точки зрения Лукаса, никогда не уходившего от проблем.
— И что нам делать?
— Сохранять спокойствие.
Он мягко улыбнулся, чем заработал почти осуждающий взгляд — меня охватывало отчаяние, а у него хватало сил, чтобы шутить.
— Сегодня я виделся с королевским послом, — объявил Лукас.
— Ты ходил к Патрику Стомме? — не поверила я собственным ушам.
— Он замнет историю, если я соглашусь работать на него.
— Ты ведь не согласился? — с нажимом уточнила я. — Патрик — отвратительное подобие человека…
— Я согласился, — перебил меня Лукас. — Он очистит имя Яна при одном условии.
— Он еще умудряется ставить условия?
— Он хочет, чтобы я избавился от его младшего брата. Ему неважно, случится ли с Кастаном несчастный случай или это будет выглядеть как заказное убийство.
Я почувствовала, как у меня вытягивается лицо. На одну проклятую секунду в моей голове зазвучали голоса чужих людей, хором повторявших, как опасен ночной посыльный, выполняющий приказы тех, кто больше платит. Сейчас на чашах весов лежали две жизни, его и Кастана Стоммы. Выбор казался очевидным.
— И как ты собираешься поступить? — едва шевеля языком, спросила я. — Он обещал денег за смерть Кастана?
— Он обещал, что прекратит тебя преследовать.
— И ради этого стоит превращаться в убийцу?
— Безусловно. — Он жал мои плечи большими теплыми руками, заставляя чувствовать себя маленькой и очень хрупкой, как стеклянная статуэтка. — Нима газетчица в отставке, как вы относитесь к смерти под вспышками гравиратов?
— Если это шутка, то она — неудачная! — Не удержавшись, я ударила его кулаком в плечо и скривилась от боли в руке, пораненной еще в утренней драке с шефом «Уличных хроник».
Лукас забавлялся моей злостью. Его глаза хищно блеснули…
Следующим вечером в дом Жулиты прислали записку от отца. В ней говорилось, что стражья карета, целый день дежурившая под воротами аптекарской лавки, уехала. Мне позволили вернуться домой, а из газетных листов одним махом исчезли любые упоминания о моей фамилии.
Еще через сутки портреты Лукаса, развешанные на новостных щитах и фонарных столбах, сменила черно-белая гравюра с зернистым изображением неизвестного мужчины, видимо, когда-то давно объявленного в розыск, а народ, за редким исключением, не заметил подвоха.
Мы превратились в пленников. Патрик Стомма победил.
Плавной походкой, точно степенная нима, в город вошло полноценное лето. На обогретых солнцем площадях рассыпались крошечные кофейни. Неистребимыми одуванчиками выросли крошечные едальни, где за медяк кормили сытной похлебкой и поили пахнущим солодкой травяным чаем.
В день официального вступления в чин королевского посла Стомма-старший устроил большой прием в оранжерее за городом. Наряженная в дорогущее платье с кружевной спиной, под руку с Кастаном я прогуливалась по дорожкам цветочной галереи, разбитой под открытым небом. В ушах поблескивали серьги с крупными кристаллами, какие несведущий человек принимал за настоящие бриллианты.
Территорию охраняла личная стража Патрика, и я тревожно озиралась вокруг, пытаясь выискать Лукаса. Он всегда находился поблизости с послом, а потому казалось, будто мой взгляд беспрестанно обращен к старшему брату моего спутника.
— Катарина, прекрати нервничать. Ничего плохого не случится, — с улыбкой, словно шепча мне на ухо приятности, пробормотал судебный заступник.
