Ченка хочет помыться. Ещё утром она набрала в большое ведро золы из костра, залила его водой и поставила отстаиваться. Затем вскипятила ещё одно и наложила в него волчьих ягод, кусты смородины, черники, две пластика ягеля-лавикты и большой букет душистых первоцветов-подснежников. Когда приготовление настоев было готово, девушка осторожно слила отстоявшуюся зольную щёлочь в отдельный туес, сняла с костра ведро с разварившимися растениями и, дождавшись момента, когда Дмитрий погрузился в глубокий сон, исчезла с водой в тайге.
Углубившись от стойбища на безопасное расстояние, она долго стояла в густых переплетениях зарослей ерника, опасаясь посторонних глаз. Но тайга говорила своими голосами и приносила только естественные запахи и звуки. Это свидетельствовало о том, что здесь она одна и никто за ней не подсматривает. Убедившись, Ченка робко разделась и, не переставая осматриваться по сторонам, стала мыться.
Но, как бы она ни пряталась, в этот раз Дмитрий оказался хитрее. Он понял, что девушка сегодня будет мыться, и в последний момент просто притворился спящим, затем осторожно проследил за ней и теперь с восхищением любовался её молодым, совершенным телом из-за колодины.
А она, не замечая его, тщательно полоскала свои короткие, обрезанные ножом волосы щёлочью до тех пор, пока они не стали мягкими, шелковистыми, пушистыми. Затем, окуная в настой аромата альпийских лугов нежную, собранную из мохнатой бороды древесного мха мочалку, бережно ласкала шёлковый бархат кожи. Все движения были плавными, продуманными, как будто Ченка не просто смывала с себя многодневную грязь, а умело лепила из сырого материала фигуру богини.
Не в силах больше сдерживать в себе бунтующие эмоции, Дмитрий медленно встал и тихо, стараясь не спугнуть очаровательное видение, подошёл сзади. Какие-то мгновения, опасаясь прикоснуться к ней, он стоял на расстоянии вытянутой руки. Нежный запах чистого тела кружил голову, дурманил разум и нервными импульсами необычайного возбуждения сковывал каждый сантиметр его плоти. Ещё никогда в своей жизни Дмитрий не чувствовал в себе такого волнения. Естественный аромат красоты, заключённый в маленькое женское тело, сводил его с ума, заставлял роптать перед чувственным очарованием и даже дрожать.
Она повернулась, увидела его. От неожиданной близости каждый мускул её затрепетавшего тела сковал страх. В широко открытых смородиновых глазах застыл ужас. В один миг в памяти девушки промелькнуло страшное воспоминание той первой ночи, когда она была повержена грубой силой. Ченка помнила нанесённую ей боль, унижение. Сердце замедлило свой ритм и едва не остановилось. Не в состоянии даже сдвинуться с места, она обречённо стояла перед ним с опущенными руками.
Его рука медленно, с опаской едва прикоснулась к её щеке и тут же, как от языка пламени, отдернулась назад. И он, и она вздрогнули. Не чувствуя отпора, он повторил попытку, нежно, подрагивающими пальцами дотронулся до мокрых волос. Она слегка отстранилась. Он более настойчиво погладил её, взял голову обеими руками и стал бережно ласкать растрепавшиеся пряди. От лёгкого, как дуновение ветерка, и милого прикосновения голова девушки вдруг закружилась. В чувственной памяти всплыли воспоминания недалекого детства, когда вот так осторожно и тихо ее ласкала мать. Это неожиданное сравнение заставило биться сердце девушки с надеждой, появилось доверие к жёстким, загрубевшим ладоням.
Короткий, ласковый поцелуй принёс в сердце россыпь искр зарождающегося огня. Что-то новое, еще неясное вспыхнуло, захватило девичью душу. Ченка чувствовала, что с ней происходит что-то незнакомое, невероятное, глубоко волнующее и влекущее куда-то. Она была не в силах противиться и бороться с этим чувством. Всё её существо затрепетало, какая-то необъяснимая сила с каждым мгновением всё больше увлекала её в стихию страсти.
Горячие ладони поплыли по хрупким покатым плечикам девушки, магнетическим полем накрыли ее сбитые, упругие груди, скользнули по остреньким, налившимся до цвета переспелой брусники сосочкам. Хаос противоборствующих чувств исчез, его заменило смелое желание продолжения этих прикосновений.
Ещё никогда и никто не трогал Ченку вот так. Тогда, в ту страшную ночь – в ночь насилия – Дмитрий был не таким. Он был грубым, неукротимым. Теперь же перед ней стоял совершенно другой мужчина: внимательный и чуткий. В её теле уже бушевал шквал огненного пала, желания быть рядом с ним. В далёком подсознании девушка видела предел границы, через который ей нельзя было переступать. Но не могла противиться снежной лавине, уносившей её круговоротом любви в бездонную пропасть. Не могла и не хотела, потому что уже была захвачена бушующим паводком сумбурного потока, оканчивающим свое течение неизвестно где.
…Они молча лежат, всё так же сцепившись руками, не желая отпускать друг друга из крепких объятий. Он, отвалившись набок, плотно прижимает её разгорячённое тело к своей груди. Она, с трудом восстанавливая сбившееся дыхание, всё ещё трепещет осиновым листочком. Он, на ощупь отыскав сброшенную куртку, заботливо накрывает её и себя. В ответ Ченка ласково погладила ему щеку, неумело поцеловала плечо и доверчиво прижалась всем своим хрупким существом…
Вдруг на стане разом, одновременно взвыли, призывно залаяли собаки. Дмитрий и Ченка испуганно приподняли головы, прислушиваясь. Девушка, освободившись из его объятий, быстро вскочила на ноги, стыдливо отвернувшись, стала одеваться. Дмитрий последовал её примеру. Через некоторое время они уже бежали к чуму через плотный лес, стараясь опередить друг друга. Впереди послышались какой-то непонятный гул, шум и треск. Резко запахло едким дымом и гарью. Над макушками невысоких деревьев несколько раз взметнулось и упало алое пламя. Они побежали ещё быстрее, предчувствуя самое плохое.
Когда выбежали на опушку леса, в глазах обоих застыл ужас. Весь чум, от верха до земли, был объят огнём. Бушующее пламя яростно пожирало лохматые стены жилища кочевников. Вместе с ним уже тлели и дымились развешанные неподалёку спальники, вьюки, потки и торбаза. Под деревьями, тщетно стараясь освободиться от крепких пут, метались собаки.
Не раздумывая, Дмитрий бросился к своему товару, стал тушить и отбрасывать далеко в сторону уже нагревшиеся от жары, потрескивающие вьюки с пушниной и продуктами. Ченка проворно отцепила собак. Словно насмехающийся над людьми огонь с жаром перекинулся на оленьи спальники, медвежью шкуру, стал яростно лизать мягкую, сухую шерсть.
Дмитрий метнулся под огненный шквал, схватил горевшие вещи, сдернул их с вешалов, отбросил далеко назад. Ченка тут же залила тлевшие спальники водой из берестяного чумана. За спальниками последовала очередь медвежьей шкуры. Так же, как и в первый раз, русский резким рывком откинул громоздкую раму к ногам девушки. Казалось, что большая часть вещей была спасена. Однако в последний момент разбушевавшаяся стихия, вымещая свой неуемный гнев, упала на голову Дмитрию. Затрещали и вспыхнули волосы. Раскалённый жар окутал каждую щелочку открытой кожи. Задымилась, оплавилась суконная куртка.
Дмитрий упал, заревел от боли диким зверем. Пронизывающие судороги сковали каждый мускул его тела. Превозмогая себя, пытался отползти в сторону, но невидимая парализующая сила продолжала держать его на одном месте. А сверху, как будто издеваясь над поверженным человеком, жестокие языки бушующего пламени продолжали безжалостно лизать его сгорбленную фигуру.
