Загбой покорно присел на место, но мясо уже есть не стал, а осторожно, озираясь по кустам, как будто на него смотрели сотни злых глаз, взял кружку с чаем.
Некоторое время молчали. Эвенк угрюмо, с шумом хлебал горячий напиток. Мужики пыхтели трубочками.
Чтобы успокоить гостя, Иван всплеснул руками, вскочил на ноги и исчез в избе. Через минуту он уже стоял рядом и щедро протягивал мозолистыми ручищами грязный, завалявшийся где-то в мешке леденец:
– На вот, с весны храню. Для лучших гостей!
Загбой недоверчиво посмотрел на парня, но лакомство взял, покрутил в руках, плюнул на ладонь, стер грязь, затолкал леденец в рот. Через мгновение его почерневшее лицо расплылось в блаженной улыбке, на губах заблестела сладкая слюна:
– Эко диво! На зубах хрустит, как камень, а языку приятно! Как сахар, но, отнако, исё луцсе…
Мужики захохотали. Напряжённая обстановка была снята. Казалось, что теперь братья знали о Загбое всё. Наступил его черед расспрашивать мужиков. И так как он был любознательный от природы, то, конечно же, начал разговор с главного:
– Пашто землю капай? Зачем зря работай? Нато тайга ходи, ловушка руби, сополя добывай, пелка бей. Купец много товара таст, карашо! Крупу, соль, сахар, чай. Отежду разную. Спирт. Бутешь карошо промышляй, бутешь карашо кушай. А зачем камни кидай? Толку зря. Зря рапотай – голотный путешь.
Мужики переглянулись, засмеялись.
– А мы и так работаем. Только… по-своему, – хитро подмигнул Егор. – Зачем нам соболь? Зачем белка? По тайге рыскать, ноги ломать. Мы себе на жизнь руками зарабатываем.
– Эко! Как так руками? Рыпу лови? – удивился Загбой.
– Да нет, друг, не рыбу. Камешки собираем…
– Зачем камешки?! Разве купец камни купит?!
– Купит… Ещё как купит!
С этими словами бородач потянулся рукой в карман и, желая заинтриговать охотника, вытащил плоский, продолговатый камень размером в половину ладони. Загбой осторожно взял его пальцами и стал равнодушно крутить в руках. Камень как камень. Желтый, тяжёлый, шероховатый. Что в нем такого?
– Эко! Такой тайга много лежи. Опманываешь меня, отнако, – обиженно сказал Загбой и бросил пластинку в сторону.
Егор тут же подобрал его, значимо покачал на огромной ладони и серьёзно подтвердил:
– Да нет, друг, не обманываю. В тайге много таких – да не такие. А эти – и крупы, и сахар, и одежда, и чай, и спирт. Для кого-то это и деньги, и слава, и власть.
Эвенк оторопело смотрел на русского. Во-первых, он не знал, что значат три последних слова. А во-вторых, не мог понять, почему этот камень может так дорого стоить. Он ещё раз взял в руки камень, покрутил пальцами, понюхал, попробовал на зуб, лизнул языком и, так ничего и не поняв, вернул обратно. Какое-то время смотрел то на Гришку, то на Егора с Иваном и, разглядев в их глазах хитрую искру, покачал головой и с улыбкой протянул:
– Отнако карашо врёшь, труг Егор. Загбоя не опманешь. Загбой сам любит шути…
Филькина грамота
Последние сто метров подъёма дались тяжело. Взмыленные лошади, напрягая последние силы, с резким храпом били подковами землю, выбивали из-под себя комья грязи, мелкие камни и хрупкие льдинки утреннего заморозка. Большие баулы с продуктами гнули спины, сдавливали подтянувшиеся бока, мешали дышать, тянули запарившихся животных назад. Сыромятная уздечка, связывавшая коней, вытягивала шею ведомой Ласточке. Более слабая кобыла нервно перебирала дрожащими ногами, торопилась за передовым Разбегом, но, не попадая в такт равномерным рывкам, теряла равновесие, спотыкалась и едва не падала в канаву зверинной тропы. Чувствуя слабость подруги, мерин приостанавливал движение, давал ей выправиться и только тогда повиновался поводу своего хозяина.
Филька торопился. До озера всего несколько километров, а времени оставалось мало. Вечернее солнце малиновым соком залило вершину гольца. Через два часа наступит быстрая осенняя ночь. На угрюмую тайгу упадёт непроглядная тьма, тропа сольётся с землей, потеряется между стволов деревьев. При таких обстоятельствах выколоть глаз сучком себе или лошади – одно мгновенье. А если учесть то, что с перевала предстоит крутой спуск, то шансы на благополучное окончание долгого перехода заметно сокращаются.
Но вот и перевал. Он появился, как всегда неожиданно, с робким просветом в стволах пихтача. Разбитая тропа изогнулась коромыслом, резко выпрямилась и вывела на продолговатую мочажину с небольшим озерком – лужей в середине. Тайга расступилась, уступив место болотистым кочкам с редкими, чахлыми берёзками. Два невысоких, острых гольца, как неизменные часовые вечности, сковали двухсотметровую площадку с обеих сторон. Чёрные курумы остановились у подножия, утонули в моховом зыбуне.
Задержавшись на мгновение, Филька посмотрел закреплённый груз, подтянул на Ласточке ослабшую подпругу, ласково потрепал Разбега по шее:
– Устали, милые. Но ничего, потерпите немного. Недалеко осталось. Под гору спустимся, а там отдыхать будете. На озере осока сочная, сладкая. Корма много! Опять неделю вас никто нагружать не будет, будет вам раздолье.
Как будто понимая речь хозяина, мерин довольно всхрапнул, закусил удила. Уставшая Ласточка потянулась к земле за травой, но парень не дал ей насытиться лакомством:
– Нет, здесь стоять не будем. Видите, какой промозглый хиус от белков тянет? Вы сейчас горячие, враз продует. Надо идти дальше. Уж как-нибудь… Сейчас тропа под гору пойдёт… Как бы только ноги не переломать.
С этими словами Филя подкинул на плече ружьё, потянул за повод вперёд. Понурые лошади медленно побрели за хозяином.
Перед спуском он ещё раз остановился, посмотрел вниз, на знакомые места. В глубоком логу уже растеклась синяя дымка наступающего вечера. В бездвижном зеркале озёр отражалось матовое небо. Притихшая тайга раскинулась необозримым тёмно-зелёным платком. Где-то вдалеке едва слышно шумела река. На уровне глаз, с противоположной стороны лога от горизонта до горизонта простирались неровные, как зубья тупой пилы, пики гольцов. На некоторых из них уже лежал снег. Который раз, залюбовавшись открывшейся панорамой, парень восхищённо выдохнул:
– Эх, красота-то какая! Не то что в посёлке – холмы да луга. Простора нет. А здесь… Всю жизнь бы жил!
Где-то на окраине верхнего озера едва теплился дымок костра. «Ждут братья-то… торопиться надо, засветло успеть бы», – уже про себя подумал Филя и шагнул вниз.
С воспоминанием о братьях, с радостью от предстоящей встречи в голове парня вновь всплыли недобрые события, произошедшее с ним дома в посёлке.
Как воспримут дурные вести Егор, Гришка и Иван? Что скажут? Как поступят по отношению к нему, томил себя Филька. А сам всё уносился туда, назад, за сотни километров, где осталась голубоглазая, круглолицая девушка с простым, но чудесным именем Лиза.
В свои восемнадцати лет Филька выглядел намного старше: высок ростом, широк в плечах, крепок в руках. Да и лицом больше походил на зрелого мужика, чем на хлипкого юнца. Может быть, потому, что в своей жизни уже всякого видел: работы непочатый край, матушку-тайгу поломал, да и горя уже кое-какого хапнул. Однако правильные черты загрубевшего лица нравились многим девчонкам. Да только ему не все были милы…
