В этот момент от упомянутой кузины просто плеснуло злостью в и так бурлящий вокруг нее Эфир.
– Держи себя в руках, – тут же бросила Мила, и Линка послушалась! Даже отступила на шаг назад, смещаясь за спину сестры, точно так же, как это проделали подручные Ильина пятью минутами раньше. Эфир понемногу начал успокаиваться, и Мила вновь повернулась ко мне. – Поясни… пожалуйста.
– Насколько мне известно, этот слушок впервые прошел на последнем приеме у Томилиных. И Лины там не было. В отличие от тебя и Ирины Михайловны.
– Я не… Мама?
– Кхм, – Гдовицкой, как всегда, выразителен.
– Да, Владимир Александрович? – Я уставился на своего бывшего тренера, но прочитать по ставшей профессионально непроницаемой физиономии что-либо было невозможно.
– Я могу поручиться, что Людмила Федоровна непричастна к этому… инциденту, – медленно проговорил Гдовицкой. – У нас имеются записи фиксатора ее браслета с того вечера. Непрерывные записи, и в них нет даже намеков на эту тему…
– Мои записи?! – ошеломленно переспросила Мила. – Да как… это же, это… возмутительно!
– Извините, но моя прямая обязанность – следить за вашим благополучием. Если вас что-то не устраивает, обратитесь к боярину Громову, – сухо отрезал Гдовицкой.
– Спасибо, Владимир Александрович, – кивнул я бывшему тренеру и повернулся к возмущенно сопящей Миле. – Я рад, что ты оказалась умнее сестры. В понедельник жду вас обеих в четыре часа дня. А сейчас – позвольте откланяться. Лина, Владимир Александрович…
– Всего хорошего, Кирилл. Рад был увидеться, – махнул рукой начальник СБ.
Сестры отделались короткими кивками. Впрочем, Мила пыталась что-то сказать, но я уже отвернулся.
– Леонид, ты идешь?
– Иду-иду, – Бестужев поравнялся со мной, и мы вместе поднялись наверх, туда, где был небрежно припаркован вездеход Громовых. Но стоило нам оказаться на тротуаре Большой Бахрушинской, как рядом тормознул просторный седан.
– Тебя подвезти? – кивнул на автомобиль Леонид.
– Хм… В принципе тут идти всего ничего, – протянул я.
– О! Ты живешь недалеко отсюда? – поинтересовался Бестужев. – Тогда тем более. Садись-садись. Хочу видеть, как живут жутко самостоятельные и эмансипированные старосты! Куда едем?
– Прошу прощения… – услышавший громкий голос Леонида шофер выскочил из-за руля. – Я только уберу кое-что с заднего сиденья…
Хм, судя по мелькнувшим под завернувшимся уголком одеяла «сошкам» этого самого «кое-чего» и общему абрису, на заднем сиденье седана лежало что-то профессионально-убойное из арсенала снайперов. Ну да, кто бы сомневался, что отец отпустит Леонида на такую встречу, не обеспечив ему достойной охраны?
Не то чтобы любой выезд наследников родов сопровождается такими вот предосторожностями, но здесь ситуация была действительно очень неоднозначной. И мой неопределенный в глазах окружающих статус предполагал слишком большое количество возможных вариантов развития событий, включая смерть Леонида, как нежелательного свидетеля моего убийства тремя родовитыми мажорами.
Короче, Валентин Эдуардович Бестужев банально перестраховался, и, положа руку на сердце, я его не могу винить в излишней осторожности.
– Я так понимаю, еще пара человек засела на крыше той пятиэтажки, да? – махнул я рукой в сторону старого доходного дома, выстроенного чуть в стороне от пруда. В ответ шофер только плечами пожал. А Леонид хихикнул.
– Угадал. Геннадий всегда мрачнеет, когда кто-то угадывает, – объяснил Бестужев.
– Так тут и угадывать нечего. Других таких удобных мест здесь нет, – хмыкнул я и заслужил заинтересованный взгляд шофера-стрелка. А, понятно. Геннадий хмурится не тогда, когда кто-то там что-то угадывает, а когда ему надоедают этими самыми «угадайками».
– Так мы едем? Кирилл! – дернул меня за рукав ветровки Леонид.
– Вот ведь настырный. Ладно, поехали, – согласился я, забираясь на заднее сиденье седана. Интересно, а что же тогда лежит в багажнике, если там не нашлось места для снайперской «пушки»? И куда делся кофр или чехол от нее? Или… хм, а зачем вообще было так прямо намекать на свое беспокойство?
Задавать этого вопроса вслух я не стал и, устроившись поудобнее, что не так-то просто, когда под ногами болтается почти полутораметровая железка весом под полпуда, попросил усевшегося за руль шофера отвезти нас в парк.
Если Геннадий и удивился, то виду не подал. А вот Леонид хмыкнул так, что мне сразу стало ясно: нынешнее мое место проживания секретом для него не является.
Впрочем, это не помешало ему вполне искренне восторгаться моей «усадьбой», когда мы до нее добрались. Его радовало все. И расположение… ну кто может похвастаться тем, что живет в парке? И то, что в доме я живу один, и прудик, особенно после того как я сообщил, что при необходимости температура воды в нем регулируется.
Тут Леонид с ходу стребовал с меня приглашение в гости на рождественские каникулы. Уж очень захотелось ему поплавать на открытом воздухе зимой.
Через полчаса моя голова уже просто раскалывалась от мельтешения этой сумасшедшей ракеты. Бестужев, как хорек, умудрялся забраться в какие-то совершенно немыслимые уголки дома, обшаривая его от и до. В конце концов мы с Геннадием все же отловили этого неугомонного на чердаке и усадили за стол. Но, посмотрев на чумазую физиономию и припорошенную пылью одежду, вздохнули и отконвоировали в ванную… откуда этот гад просто смылся. На конюшне он, видите ли, еще не был…
Нет, мне интересно – ему пятнадцать или пять?!
Часть четвертая
По пыльному шлему
Глава 1
Память-то девичья…
Напичканный медартефактами автомобиль из хозяйства Иннокентия Львовича укатил, увозя Лину под крылышко штатного доктора Громовых. В принципе было совершенно необязательно вызывать этот реанимобиль из имения. Лубки на переломанные конечности мы наложили, так что Николай вполне мог доставить Линку в имение на том же «вездеходе», на котором привез сестер на тренировку. Благо подвеска у этого черного монстра достаточно мягкая, а задний диван довольно просторен, чтобы с комфортом разместить пострадавшую и довезти ее без риска смещения сломанных костей ног и рук.
– Кирилл, тебе не кажется, что на этот раз ты переборщил? – тихо проговорил охранник, пока мы дымили на крыльце. После чего выразительно посмотрел в сторону застывшей у ворот Милы, смотрящей вслед катящемуся по просеке фургончику эскулапов. В ответ я только хмыкнул:
– Коля, начиная с десяти лет я не помню ни одного месяца, который обошелся без посещения медблока. Примерно каждый пятый из таких «послетренировочных визитов» я совершал, так сказать, не приходя в сознание… Почему тогда никто не сказал моим двоюродным родственничкам, что они, «кажется, переборщили»? Молчишь? Правильно. Дедушка сказал следить и не вмешиваться, пока нет прямой угрозы жизни. Знаю, Гдовицкой мне это объяснил. Как и то, что сейчас у вас имеется такой же приказ в отношении близняшек. Что, не так? Опять молчишь. Так.
