Этого не случится, Саммер.
Он никогда не бросит Париж ради тебя.
Такой шеф-кондитер, как он, просто не может бросить Париж. Это означало бы, что он отказывается от себя самого.
Люк поднес свою ложку со слезинкой ко рту и поднял брови в ожидании, пока она не поднесет свою, чтобы ложки скользнули по их губам одновременно.
Жидкость взорвалась у нее во рту, прохладная и свежая, как пузырек весны. Она улыбнулась, опуская ложку. Он кивком указал на средний элемент на длинной узкой «тарелке», на творение из маршмеллоу. Два тонких до прозрачности прямоугольника обрамляли его снизу, и Люк указал на них.
– Перемена текстуры, – сказал он. – В этом вся суть.
Хруст на зубах, пикантный ореховый вкус на языке. Потом нежная припудренная теплота небольших кусочков на концах палочки, что опять вызвало у Саммер улыбку. Они были так удивительно похожи – и в то же время не похожи – на маршмеллоу. И наконец, острый на вкус слоеный пирожок на деревянной ложке, и нежное гороховое пюре, несущее успокоение всех тревог.
Пока Саммер ела, Люк наблюдал за ней. За свою жизнь она успела съесть уйму подобных блюд и роскошных обедов, причем держала себя под контролем в беспощадно изысканном обществе. А сейчас смутилась.
– А вы, парни, получаете удовольствие, – внезапно спросила она, – когда придумываете что-нибудь вроде этого? – Интересно, каковы эти обсессивно-компульсивные перфекционисты за работой?
Люк внимательно рассматривал свою деревянную ложку, вращая ее в тех самых пальцах, которые недавно играли с костяшками Саммер. И при каждом движении ложки возникали призраки его прикосновений.
– Д-да, – сказал он с некоторым сомнением и печально улыбнулся. – Патрик очень хорош для меня, особенно когда мне надо остыть.
– Тот самый Патрик, с которым ты подрался? – Руки Люка сегодня уже были не такими опухшими, но ожог был еще красным, с пузырьками. – Никто мне так и не рассказал, из-за чего.
Люк странно улыбнулся.
– Расскажу завтра.
Ну конечно. Но из-за чего же такого была драка, что никто не хочет ничего рассказывать?
– Патрик сказал, что у тебя есть чувство юмора и joie de vivre? – спросила Саммер чуть срывающимся голосом.
Люк прищурился:
– Когда это вы с Патриком успели перемыть мне косточки?
– Я просто спросила его, из-за чего была драка, – сказала она нетерпеливо. – Когда узнала, что именно он и был твоим противником. Но он не захотел сказать. – Ух ты, ведь он же просил не говорить Люку, что упомянул о его joie de vivre. Ой-ой-ой. – Так у тебя и вправду есть joie de vivre?
Официант принес корзинку с хлебом – полдюжины булочек только что из пекарни отеля. Люк дал ей одну. Теплая и немного шероховатая, ощутила она, взяв ее в руку.
– Саммер, как ты думаешь, откуда появляются все эти десерты? Из бесплодной сухой дыры внутри меня? Иногда я совсем не понимаю тебя. Будто ты буквально не можешь их видеть.
Она настороженно прищурилась.
– Я и забыла, что тебе кажется, будто ты почти всегда понимаешь меня.
– Нет, так мне не кажется. – Люк отломил кусочек от своего хлеба, намазал тонюсеньким слоем только что сбитого свежего масла и предложил ей. – Зато кажется, что я смотрю на тебя каждую секунду, где бы ты ни была в это время, и вижу, что ты почему-то боишься взглянуть на меня.
После такого заявления она не могла не поднять на него своих глаз. Эйфелева башня уже не мерцала, и звезды из его темных волос уползли обратно в небо. Эти звезды шли ему, они были симпатичны, милы, соблазнительны. Но теперь, без них, с черными как смоль волосами, он был и вовсе неотразим.
Впрочем, то, что он сказал, не было правдой. Однажды она простояла в его кухнях целый час, наблюдая за ним, и это он ни разу не взглянул на нее.
Он перевернул ее руку, и его пальцы погладили то место, где билась жилка.
– Почему ты боишься меня? Вот главный вопрос.
Она попыталась вытащить руку. Он легонько сжал ее, будто желая что-то напомнить. Ах да, критик. Черт побери, она не может сделать этого. Она чувствует, что погружается во тьму и не сможет вернуться из нее.
– Если потому, что я причинил тебе боль, то прости меня. – Он нежно погладил пальцем самую чувствительную точку на запястье, что отозвалось в половине эрогенных зон ее тела. – Я не понимал, что мог сделать тебе больно.
Разве нельзя показать критику, что она уважает Люка, без такого количества прикосновений? Но если она выдернет руку, то это, несомненно, будет выглядеть ужасно. К тому же по ее телу все время пробегает дрожь, и совсем не остается сил…
Она склонила голову и всего на секунду закрыла глаза, укрываясь в полной тьме. Саммер очень сильно захотелось, чтобы Люк баловал ее.
– Так я причинил тебе боль, Саммер? – спросил он очень мягко.
Он полностью накрыл ее руку, и та оказалась в своей собственной пещере. Саммер отдала бы что угодно, лишь бы Люк укрыл ее всю собой, как сводами пещеры! Что, если она перестанет сопротивляться ему?
– Думаю, не стоит этого делать. – Саммер заставила себя открыть глаза и посмотреть на него. – Думаю, мое представление о том, насколько тесный контакт нам нужен, лучше твоего.
Горечь вспыхнула в его глазах, но он быстро скрыл ее.
– Спасибо, что согласилась на эту встречу. Мне кажется, ты и представления не имеешь о том ущербе, который может нанести волна плохих слухов. Я и вправду ценю твою готовность к… к притворству.
То есть она не может просто встать из-за стола, чтобы спастись. Она посмотрела на его руку, лежащую на ее собственной, и почувствовала себя обреченной.
– Так что же заставило тебя пожалеть, что ты осталась на острове? – Он опять поддразнивал ее, но вернулся к этой теме отнюдь не случайно, как не случайно он выбирал причудливую сахарную завитушку для украшения десерта. – Упала с кокосовой пальмы? Сломала руку? – Он провел рукой по ее предплечью и обратно, потом повернул его, выискивая шрамы.
Саммер посмотрела на свою руку так, будто его пальцы оставили на ней след, и молча покачала головой.
– Порезала ногу о коралл? Тебя укусила акула?
– Акулы там слишком маленькие, чтобы…
Он нежно потряс ее руку.
– Знаю. А я никогда не говорил тебе, что моя мать родилась на Таити? Когда я был намного моложе, мне захотелось почитать про острова и представить, что я попал туда.
С таким же успехом он мог сказать ей, что мечтал попасть на Плутон
[109]
. Впрочем, это казалось ему даже более вероятным. Темная, отдаленная планета.
