– Почему же ты туда не попал?
Она видела, сколько ему платят. Конечно же, он мог позволить себе поездить по миру.
Люк пожал плечом:
– Я был занят.
Конечно. Слишком занят тем, что стремился осуществить чересчур много замечательных вещей, и на отпуск не было времени.
– А вот моя мать сбежала к себе, на Таити, через несколько месяцев после моего рождения, вместо того чтобы стойко переносить все сложности жизни со мной в Париже, поэтому, должен признать, мое отношение к островам было… сложным, – добавил он через мгновение совершенно спокойным голосом.
Саммер была потрясена. Только что он обнажил перед ней часть своей души и подарил ее ей, что должно было быть чертовски больно. Но она не могла быть полностью уверена в его боли, потому что он держал под контролем выражение своего лица. Саммер даже о погоде говорила с гораздо большей страстью.
– Почему она не взяла тебя с собой?
Она заметила, что сдерживаться ему стало трудней.
– Не имею понятия. – Люк выпустил руку Саммер и взял серебряную вилку, когда официант поставил перед ним морского ежа, наполненного муссом. – Я подумал, что тебе понравятся дары моря. Это одно из лучших блюд Гюго.
– Я бы взяла тебя с собой, – неожиданно для самой себя сказала Саммер.
Она могла представить, как взяла бы с собой впечатлительного темноволосого мальчика, своего сына. Он бы висел вверх тормашками на манговом дереве и улыбался ей.
Еще она могла представить, как взяла бы с собой темноволосого пылкого мужчину в качестве своего возлюбленного. Он бы качался в гамаке и тоже улыбался ей.
Но никак не могла представить, что смогла бы бросить ребенка или возлюбленного.
Его вилка замерла в воздухе… и он положил ее рядом с тарелкой, так и не дотронувшись до еды. Что-то нарастало в нем, когда он посмотрел на Саммер, поднимало давление, будто в котле, который вот-вот взорвется.
Что-то необузданное и очень, очень темное.
– Боже мой, – тихо произнес он. – Так вот откуда взялась эта яхта.
Лицо Саммер стало малиновым, и она уставилась в свою тарелку.
– Для «Бугатти» там нет подходящих дорог, – пробормотала она, стараясь изо всех сил, чтобы это объяснение прозвучало легкомысленно и шутливо.
Они сидели друг против друга совершенно неподвижно. Она не могла взглянуть на него, чувствуя, что все еще была пунцовой.
– Извини меня. – Люк внезапно вскочил на ноги. – Надо кое-что проверить в кухнях. Я скоро вернусь.
По коридорам сновали повара и помощники. Стены в офисе Люка были стеклянными. Нигде не было места, чтобы можно было скрыться от чужих глаз и потерять и контроль над собой. Но раньше это никогда не было проблемой – контроль он не терял никогда.
Наконец он закрылся в туалете и оперся обеими руками на края раковины. Плохо было то, что над ней висело зеркало, и Люк оказался лицом к лицу со своим отражением. Он уперся в зеркало лбом, чтобы не видеть бури чувств в своих глазах, и смотрел вниз, на свои руки. Сильные, мощные руки. Руки, которые могли управлять чем угодно, сделать что угодно.
С такой же бронзовой кожей, как у его матери.
Я бы взяла тебя с собой.
Неудержимое желание сойти с ума по Саммер попыталось овладеть им.
Все это время ему было больно от мысли, что он достоин гораздо большего, чем яхта. Когда в ту первую ночь она прижалась головой к его плечу, ей захотелось взять его с собой. Чтобы он жил с нею на ее острове.
Одна женщина должна была любить его, но, едва родив, оставила ради того, чтобы самой жить под солнцем.
Другая женщина, едва увидев его, попыталась взять его с собой на залитый солнцем остров.
Конечно, это было совсем не важно. Саммер была ошеломлена усталостью, так она сказала. И, наверное, месяц спустя выбросила бы его из своей жизни ради кого-то другого, кому дала бы другую яхту.
Это было совсем не важно. Саммер все равно отправилась бы к солнцу, с ним или без него.
Это было совсем не важно.
Нет, это было очень важно.
Конечно, он не мог поехать с ней. Двадцать лет страстной, напряженной работы, чтобы стать лучшим, чтобы править своим миром, – эти двадцать лет не могли уместиться на острове с населением в три сотни человек. Люку, наверное, пришлось бы переделать остров, придать ему идеальную форму, ложку за ложкой срезая берега.
Но… она предложила ему гораздо больше, чем просто яхту.
Теперь он должен сделать встречное предложение, которое окажется соблазнительнее, чем жизнь на тропическом острове. Хотя он мог придать ценность своей жизни только собственными десертами, но именно к ним она всегда отказывалась прикоснуться.
Глава 21
Саммер в своей жизни была на многих ужинах, но ни один не произвел на нее такого сильного впечатления, как этот. Она получила огромное удовольствие. Она была настолько возбуждена, что, когда Люк поднес ложку ко рту и поднял брови, побуждая Саммер сделать то же самое, почувствовала, будто невидимая ниточка, которая тянула ее ложку так, как хотел он, на самом деле охватывала ее сердце столь крепко, что оно могло разорваться.
И вот теперь, от кусочка к кусочку, от глотка к глотку ее вел мужчина, помогающий ей создать симфонию вкусов, которые она испытывала. Мужчина, знающий в совершенстве каждый аромат и текстуру, которые она ощущает у себя на языке.
К концу обеда она начала собираться с силами, чтобы отказаться от предстоящего десерта, подобно тому, как маленький ребенок упирается каблуками в землю, не желая подходить к краю плотины Гувера
[110]
и смотреть вниз. Однако Люк задумчиво взглянул на нее, улыбнулся и опять поднялся.
– Дай мне минутку.
Саммер захотелось вскочить и убежать. Когда минута переросла в пять, она наклонила голову, массируя шею, которую начало покалывать. А вдруг он передумал? Вдруг решил, что я не заслуживаю его десерта?
О, черт побери, Саммер, повзрослей же наконец, возьми себя в руки!
У соседнего столика официант восторженно описывал особый десерт Люка Леруа под названием «Сердце зимы».
– Впервые сегодня вечером, messieurs, mesdames, une surprise
[111]
. Этого десерта нет в меню, вы первыми отведаете его…
