Папа, ты просто мерзавец. Каким должен быть отец, чтобы заставить дочь царствовать в принадлежащем ей личном аду?
Как только затихли щелчки фотоаппаратов, она танцующей походкой начала пробираться через толпу к выходу. Столько рук надо было пожать, изображая восторг, стольким людям пообещать, что она их не забудет, так много раз рассмеяться и сказать: «Ну а кто бы не захотел побездельничать на южном острове в Тихом океане?» Ей надо было встречаться взглядом с мужчинами и улыбаться каждому, но ее улыбка должна была быть достаточно теплой, чтобы он подумал, будто она сама собирается подойти к нему, и поэтому не двигался с места до того мгновения, когда она, помахав ему рукой, проскользнет мимо.
Мужчины бросали на нее оценивающие взгляды, словно решали, что именно могут получить от нее. Каждый такой взгляд, казалось, сдирает с нее слой кожи, и Саммер глубоко вздыхала, пытаясь спрятаться за золотом воспоминаний о своем острове. Ради бога, кто угодно может продержаться здесь три месяца!
Вдруг кто-то будто привлек ее внимание. Она повернулась и обнаружила поблизости своего ночного короля-спасителя. Он задумчиво наблюдал за ней, стоя со стаканом белого вина в руке. Она выдохнула, ощутив нечто похожее на облегчение – но откуда оно могло взяться?
От смущения Саммер захотелось спрятать лицо, но вместо этого она послала Люку свою самую очаровательную, самую соблазнительную улыбку. Он слегка наклонил голову, изучая эту улыбку, будто хотел провести ее химический анализ. В ответ он не улыбнулся.
На нем были, как могло показаться на первый взгляд, простые черные брюки и белая дизайнерская рубашка. Он излучал сосредоточенность, напряжение и абсолютный контроль. С некоторым высокомерием, создавая обманчивое впечатление спокойно висящего хлыста, смотрел он, как она приближается. Ее дыхание против воли ускорилось. Чтобы наказать его за это, она немного шевельнулась, чтобы шелк ее платья заструился по ее телу и заблестел в свете люстр. От прикосновения холодного шелка ее руки покрылись мурашками. Воздух Парижа всегда был слишком холодным для нее.
Люк Леруа задумчиво поднес к носу свой бокал. Внутри его личного пространства в воздухе витал таинственный запах. В таком пространстве она могла бы свернуться калачиком и быть в безопасности.
– Вам и вправду нравятся высокие, темноволосые, темноглазые, красивые смуглые мужчины?
Да, нравятся. Ей казалось, что это стало довольно ясно, когда она предложила ему яхту.
– Теперь ты просто скромник. Про себя я называю тебя Красавцем.
Его черная бровь немного поднялась. Слегка заметным поворотом головы он указал на зал.
– Это те, с кем вы дольше всего флиртуете?
Флиртовала ли она на самом деле? Она мрачно кивнула.
– С ними получаются самые хорошие фотографии. – Отчаявшись выбить его из колеи, она вытянула локон из своей элегантной прически и, наклонив голову к его руке, обернула локон вокруг его запястья, чтобы проявился контраст ее золотых волос и темных волос на его руке.
– Видишь?
Она улыбнулась ему, прижавшись щекой к его предплечью.
Его глаза стали черными как смоль, и глубокий вздох прошел через все его тело. Внезапно она осознала силу его предплечья и вздрогнула, но не от страха, а от восхитительного ощущения подчиненности.
– Это должно пойти им на пользу, – сказал он. – Они всю жизнь работали и карабкались по карьерной лестнице, чтобы некая блондинка могла считать, что с ними получаются удачные фотографии.
Она провела пять лет в школе-интернате с другими богатыми, брошенными, закомплексованными девочками и научилась стоять за себя, когда в перепалках самые язвительные из них пытались уколоть ее.
– Ну, – Саммер слегка повела плечами, чем заставила платье скользить по телу, и снова улыбнулась Люку. Когда она выпрямилась, ее локон медленно заскользил по его запястью и затем упал ей на плечо. Прикосновение ее волос, только что сошедших с его кожи, родило еще больше мурашек на ее руках, но она скрыла дрожь, пожав плечами. – Некоторые мечтают о большем, чем другие. – Она подразумевала, что быть с ней на фотографии было самой большой мечтой, какая только могла быть у мужчины.
– Они, конечно, мечтают, – спокойно сказал он, подразумевая нечто совершенно иное.
Да, она всегда умудрялась идти вслед за теми, у кого мечты были столь большими, что она исчезала в тех мечтах, как крошечный лучик света.
Саммер отстранилась от Люка как можно дальше и увидела, как стоящий сзади него мужчина едва ощутимо подвинулся, готовясь использовать ее движение в своих интересах, если она начнет отходить. Поэтому она осталась на месте, в тех пределах, где у Люка оставалась возможность обнять ее. Он же, казалось, не чувствовал никакого желания снова укутать ее в свою благословенную тьму так, как сделал прошлой ночью. Он, должно быть, чертовски привередлив, раз отказался от предложенной яхты.
Слишком привередлив по отношению к ней. Ясно.
– Ты был пьян прошлой ночью? – внезапно спросила она.
Долгое молчание.
– …Да, – наконец сказал Люк.
Во тьме его глаз отражение Саммер в светлом шелковом платье танцевало, как крошечное пламя.
– Сколько ты выпил? – спросила она подозрительно. От него исходили запахи чего угодно, но только не алкоголя – шоколада, малины, пота и цитрусовых.
Он прикоснулся к бокалу вина губами, едва смочив их. Свет люстр мерцал на влаге, оставшейся на губах.
– А насколько вы устали?
– Четыре дня. Без сна. Морская болезнь была очень тяжелой.
Казалось, он не понял, что у нее есть оправдание. Пожалуй, это раздражало его, но по его лицу было трудно что-то понять – так хорошо он владел собой.
– Это многое объясняет.
– Ты не ответил на мой вопрос.
От бокала, который он вращал в пальцах, исходил сладкий, золотой аромат.
– Мы открыли бутылку шампанского. Я позволил кулинарной писательнице провести день в кухнях. Она изучала нашу работу и захотела отблагодарить нас.
Сколько из той бутылки досталось ему, если ее разделили на всех?
– В кухнях? – с удивлением переспросила она. Он же сказал, что управляет здесь всем?
В его до этого момента вежливом лице блеснул обсидиан.
– Полагаю, я вчера представился вам. – Он опять повернул бокал. В его голосе проявилось сдерживаемое раздражение. – Видимо, вы забыли мое имя.
Она усмехнулась:
– Ну, да, однако я никогда не забываю красивые лица.
Бокал прекратил вращаться так внезапно, что вино поднялось по стенкам. Черные глаза заблестели.
– Я просто дразню тебя! Люк Леруа, видишь? Я помню.
Его челюсть напряглась.
– Вы мне льстите.
