Чертов идиот. Если бы он сделал это в тот вечер, когда они впервые встретились в отеле, первое же ее приключение в Париже после четырех лет отсутствия было бы, наверное, для нее счастливым.
Прическа Саммер выглядела идеальной, потому что укладывать волосы пришлось ему. Люк протянул руку, высвободил прядь, и она повисла возле ее лица, как бы намекая, что чувства у кое-кого тоже растрепаны… Теперь прическа смотрелась куда лучше.
Она быстро взглянула на него и заметила беспокойство в его тяжелом взгляде. Люк печально улыбнулся:
– Возможно, я немного… увлекся.
– Я не просто твое сырье.
– Я знаю. – Он поправил прядь, чтобы она лежала на ее плече. – Но я все равно люблю играть с тобой.
Саммер расцвела, засветилась и прижалась к нему.
Она любит его! Когда у него дома она прижала руки к его голым плечам, в его мире все стало так, как должно быть. Ее смех доносился к нему откуда-то сверху, и водопад ее золотых волос казался ему лестницей в небеса.
– Если у тебя более высокие требования и она им не соответствует, то убери от нее свои гребаные руки, – произнес резкий голос. Саммер вздрогнула, и от ее сияния почти ничего не осталось.
– Папа?
Она повернулась лицом к паре, идущей по черным и белым квадратам шахматного мраморного пола. Мать и дочь Кори можно было принять за двойняшек.
– Сюрприз, дорогая! – Она выхватила Саммер у Люка и заключила в жаркие объятия. – Я скучала по тебе! Ты получила фото принца Фредерика, которое я послала в эсэмэске? Он становится все симпатичнее и симпатичнее, тебе не кажется? Твоему отцу он тоже нравится. Жаль, ты не приехала на помолвку его сестры.
– Я не знала, что моя ссылка допускает поездку в Польшу на вечеринку, – сухо сказала Саммер, и отец фыркнул, будто у него кончилось терпение.
– Твоя ссылка! Три месяца в Париже, в одном из самых прекрасных в мире отелей. Честно, Саммер, если ты и дальше будешь так разговаривать, то, думаю, нам не стоило тратить силы, чтобы навестить тебя.
Люк увидел, как онемела Саммер, потому что любая ее попытка показать, что она возмущена, боится или несчастна, была заранее подавлена их угрозой уйти и оставить ее в полном одиночестве.
Одной рукой Люк обнял Саммер за плечи и притянул к себе.
– Вы всегда вот так затыкаете рот своей дочери?
Ее отец нахмурился:
– Занимайся своим делом.
Люк поднял брови с высокомерием.
– Честно говоря, на занятия своим делом я трачу так мало времени, как только могу. Это скучно. Но я, конечно, займусь моими собственными, более важными вещами.
Саммер смотрела на него так, будто он только что сделал что-то героическое, но он и понятия не имел, что именно. Сказать ее отцу, какой он ублюдок? Честно говоря, это было бы чистым удовольствием.
Сэм Кори смотрел свирепо.
– Саммер, ты встречаешься с человеком, который думает, что делами заниматься скучно? Почему ты так поступаешь со мной?
– А может, она никак с вами не поступает. Может, она просто живет своей жизнью, а я делаю ее счастливой, – невозмутимо ответил Люк.
Отец повернулся к Саммер.
– Что, черт возьми, здесь происходит? Кажется, ты мне сказала, что у него более высокие требования и ты им не соответствуешь.
– Ваша дочь не совсем точно изложила то, что я сказал по другому поводу. И вас это не касается.
– Я думаю, он за словом в карман не лезет, – сказала мужу Мэй Кори, блестя глазами. – Иди сюда, милая. – Она обняла дочь за талию и увлекла ее к лифту. – Пойдем, я покажу тебе платье, которое купила для тебя в Варшаве. Очень миленькое. И я взяла еще одно, на размер больше моего. Мало ли что, ведь ты жила на острове, а здесь еще и месье Леруа… Но я могу отослать его назад, если подойдет меньший размер.
Люк яростно смотрел им вслед, не веря своим глазам. Саммер выглядела так, будто на нее выплеснули ведро ледяной воды. В лифте она оглянулась на Люка и отца. На ее лбу появилась тревожная морщинка.
Двери лифта закрылись.
Люк резко повернулся. Сэм Кори встретился с ним таким взглядом, какой, вероятно, пугал мужчин, над которыми у него была власть.
– Что ты делаешь с моей дочерью? – повторил он.
– Так, значит, когда вы велели ей заискивать передо мной и делать меня счастливым, вы не имели это в виду буквально? А я-то все пытался себе представить человека, которого ни хрена не колышет, как себя чувствует его собственная дочь, раз всех остальных она делает счастливыми.
Губы Сэма сжались.
– Я никогда не говорил ей, чтобы она перед кем-то заискивала. Она моя дочь. Почему ты распускаешь руки?
– Вероятно, вы хотели бы узнать, что мои руки делали с вашей дочерью, – безжалостно сказал Люк.
Гнев нарастал в Сэме Кори. А, так, значит, его легко заставить потерять самоконтроль? И это одна из причин, почему Саммер так нравится самоконтроль Люка?
Люк учтиво улыбнулся.
– Ну, мне так показалось. У меня самого никогда не было дочери.
– Ты гребаный ублюдок, – тихо и недоверчиво сказал Сэм Кори. – Значит, правду говорят о высокомерии шеф-кондитеров?
Люк пожал плечами.
Сэм Кори открыл дверь в конференц-зал. Комната Марии-Антуанетты
[154]
в золотых и нежно-голубых тонах. На картине изображена женщина, которая скоро лишится головы на эшафоте. Что-то бормоча, Сэм жестом поманил Люка внутрь.
Люк поднял брови.
– Если ты ждешь, что я из любезности скажу «пожалуйста», то тебе придется ждать очень долго, – проворчал Сэм Кори. Люк долго выдерживал его взгляд. – Или ты бы предпочел, чтобы мы впервые по-настоящему поговорили за ужином при Саммер?
Люк немного наклонил голову и вошел в дверь.
– Ты прекрасно выглядишь, милая. – В номере Саммер Мэй Кори прижалась щекой к щеке дочери, приобняв ее, и поэтому они одновременно отразились в зеркале. Глаза матери искрились от удовольствия. – Точно как принцесса.
– Ты росла в настоящей бедности, maman? – внезапно спросила Саммер.
Мать насторожилась.
– Что заставило тебя спросить об этом? Я что-то не так сделала?
Саммер покачала головой:
– Ты всегда так элегантна и прекрасна. Мне просто стало интересно, была ли ты бедной. И была ли у тебя воображаемая жизнь, в которой ты вдруг становилась принцессой.
