Так он и сделал. Они занялись любовью с безудержной страстью. Они задыхались, обнимались, ласкали друг друга и не могли насытиться. И много-много позже Саммер увлекла его к своему гамаку и опрокинула Люка туда.
– У твоего дома нет даже стен, – ворчал он, – и ты спишь на матраце на бетонном полу. Саммер, в тебе есть много больше того, что ты позволяешь видеть людям в Париже, и я собираюсь отведать каждый твой слой.
– Не могу поверить, что ты дал Келли увидеть тебя в гамаке прежде, чем тебя увидела я. Это было моей мечтой.
– С тех пор, как я добрался сюда, я провел в гамаке едва ли пять минут, и не моя вина, что Келли шпионила за мной. Это не остров, а гигантский аквариум. Я никогда не понимал, что метро с его толпами и кухни, полные суеты, кажутся укромными уголками по сравнению с небольшим островом, где у всех полно времени, чтобы совать нос в чужие дела.
– Пять минут? Тебе надо научиться расслабляться, Люк.
– Ну так научи, – сказал он и потянул ее на себя. – А, – он выдохнул, когда она оказалась на нем, и хроническое напряжение вылетело из его тела, будто отпущенная круглая аптечная резинка. – Теперь намного лучше. – Некоторое время он мягко раскачивал гамак, наслаждаясь моментом. – А сегодня не День ли святого Валентина?
– Думаю, да. – Саммер попыталась сосчитать, принимая во внимание линию перемены дат
[163]
. – Патрик просил передать, что он оформил тебе удлиненный оплачиваемый отпуск, поскольку ты хотел, чтобы он сделал свое собственное меню на этот День всех влюбленных.
Люк напрягся.
– Это такая шутка, да?
Саммер задумалась.
– С Патриком никогда не можешь быть уверен, но я так не думаю. Когда он говорил со мной, везде валялись его собственные эскизы. И еще он пообещал, что салфетки Жаннин у него не пропадут.
– Putain.
Люк начал выбираться из гамака. Остановился на полпути. И медленно опустился обратно, расслабился и притянул Саммер туда, где она только что лежала.
– Сейчас я уже все равно ничего не могу с этим поделать. Я надеялся, ты увидишь то, что я хотел сделать для тебя в ресторане в День святого Валентина. Там были бы… – Он умолк, страсть как желая описать это. – Ну что ж, сделаю в будущем году. А может, когда сделаю тебе предло… – Он опять замолк на полуслове.
– Мне понравилось, когда один из лучших в мире шеф-кондитеров совершает долгое путешествие по воздуху и воде, чтобы для всей моей приемной семьи делать эклеры на столе для пикника, используя наконечники ручной работы, – сказала Саммер. – Это и есть твой самый настоящий подарок мне ко Дню святого Валентина.
Она думала, что говорит беспечно, но в конце ее голос прервался от волнения, в носу защипало, и она ухватилась за Люка.
Он нежно прижал ее к себе.
– Один из лучших в мире?
Она расхохоталась, но одна слезинка упала ему на грудь.
– Я люблю тебя, – прошептала Саммер.
Он крепче обнял ее. Его палец рисовал большие сердца у нее на спине. Саммер подозревала, что он этого не осознает.
– Ты знал, что за всю жизнь я ни разу не попробовала эклер?
– Ненавижу твоих родителей. Мой-то отец, понятно, просто не мог себе их позволить. А у тебя, Саммер, будут гораздо лучшие эклеры, чем здесь. На этом острове невероятные звезды. Я наврал про гамак. Чуть ли не каждую ночь я лежал в нем, смотрел на небо и думал о тебе. В Leucé я горжусь тремя звездами, а здесь их у тебя миллионы.
– Это так, – задумчиво сказала Саммер, поворачиваясь, чтобы тоже посмотреть на небо, и положила голову Люку на плечо.
Ей будет недоставать этих звезд.
– Здесь ты никогда не бываешь одна.
Саммер кивнула. Люк прав. Не остров, а гигантский аквариум.
– Ну… я могу взять каноэ, или пойти погулять, или поплавать. Я могу быть одна, если захочу.
– И это бывает… нет, думаю, никогда не бывает.
– Нет, почему же… случается время от времени, – возразила Саммер. – Знаешь, а вообще я привыкла. Ну, к тому, чтобы быть одной.
Его пальцы переплелись в ее волосах.
– Забавно, а я вот никогда не был один. Но думаю, что уже тоже привык к этому.
– О, Люк. – Она запечатлела поцелуй на его голом плече.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Саммер. Мне казалось, я знаю, как позволить всему идти своим путем. – Его руки напряглись. – Думаю, в конечном счете я совсем как мой отец. Ты знала, что год за годом он возвращался, чтобы опять и опять пытаться вступить в контакт со мной? Что его дважды арестовывали? И что до того дня я думал, будто он просто… он просто дал мне уйти. – Люк поежился. – Мне казалось, именно это и нужно делать для тех, кого любишь. Признать, что не годишься для них.
Она обняла его, а он – ее и прошептал:
– Как я рад, что ты здесь.
– Как все прошло с твоим… отцом?
Люк захватил горсть ее волос и закрыл ими свое лицо.
– Ужасно. Он пришел, когда ты… – Он прервался на полуслове и покачал головой. – Ты знаешь, как тяжело я работал, чтобы меня больше не разрывало на части? Это было ужасно. И вот я уже даю ему деньги, и ему уже страшно от моих успехов. Я могу это понять. Когда я женюсь на тебе, у него вообще крыша съедет. Если только тебе не удастся заставить твоего отца отречься от тебя. Это могло бы помочь. – Люк улыбнулся.
Саммер зажмурилась при слове «женюсь», но Люк, казалось, и сам не понял, что сказал.
– Было бы намного легче выбросить его из моей жизни. Но… он действительно приезжал за мной. Tu sais?
[164]
Он так и не забыл меня. И думаю, он гордится мной и так же истерзан, как и я. И… – Можно ли было в лунном, отраженном океаном свете увидеть влагу в его глазах? – …ты воистину была нужна мне после той встречи, Саммер. Воистину. Воистину нужна мне. – Он сжал ее слишком крепко. – Ты же съела те чертовы зернышки граната. Ты съела мое сердце. Я не рассчитывал, что ты захочешь уехать.
– Я не хотела уезжать. Я только подумала, что буду скучать по острову и мне будет грустно распрощаться со всеми его жителями. А ты принялся говорить, что я не нужна тебе. И при чем тут зернышки граната? Ты не Аид, Люк.
Его рот скривился.
– Я пытался тебе это сказать.
