Передвигаясь на четырех парах ног, пятой парой, самой задней, чудище гребло, будто веслами. На плоской голове мрачно блестели огромные, с блюдце, фасеточные глаза, а клешни так и шарили впереди, силясь ухватить добычу. Не повезло – из глубины появился и вовсе громадный камероцерас, предок кальмаров в конической раковине.
Он был длиннее скедии, и его щупальца живенько сцапали ракоскорпиона. Тот, конечно, был против, но камероцерас не спрашивал его мнения – откушал ракоскорпионятины.
– Не-е… – протянул Плющ. – Что-то мне расхотелось купаться!
Все расхохотались.
– И… раз! И… два!
Вдруг скедия сотряслась, а за бортом вздыбилась раковина камероцераса, похожая на огромный остроконечный колпак. С шумом и плеском рухнув в воду, она скрылась из глаз, а в следующую секунду толстые, изгибающиеся во все стороны щупальца ухватились за борт, резко накреняя лодку.
– А ну! – грозно крикнул Маннавард, но пучеглазый предок кальмаров не испугался.
Напротив, он перецепился и подтянулся, намереваясь влезть на борт.
– Паль!
Павел живо вытянул свое весло, развернулся и стукнул лопастью по наглому щупальцу.
Камероцерасу такой прием не понравился – он живо ухватился за весло и потянул на себя. Паль не удержался и вытянулся, отпуская весло, но тут Костя выхватил нож и полоснул по щупальцу – резко завоняло аммиаком.
Чудище морское резко отдернуло раненую конечность и приподнялось из воды, словно пытаясь рассмотреть обидчика. Плющ привстал и встретился взглядом с камероцерасом. Два круглых зрачка, размером с суповую тарелку, в подрагивавшей слизи цвета артериальной крови, уставились на него.
Костя замер, не имея сил отвести глаза.
На него смотрела сама вечность, дремотный архей, когда жизнь еще только затевалась в теплых лужицах.
Мышцы словно сковало льдом, но усилием воли Эваранди снял оцепенение и выдавил одно-единственное слово:
– Вон!
Пэтр подхватил оброненное Палем весло, замахнулся, но камероцерас уже отпускал скедию – щупальца скользнули в воду.
Длинное ракетообразное тело зависло под водой, а затем медленно уплыло прочь.
– Не знаю, как там с динозаврами, – медленно проговорил Лангместур, – а мне и этого экстрима хватило!
– Фу-у! – выдохнул Ингвар.
– И… раз! И…два!
Плющ сидел и пыхтел.
Сгибаясь и заводя весло, разгибаясь и загребая.
И… раз. И… два.
Было нелегко, но крепкий организм сдюжил.
– В лад, в лад гребите! – покрикивал Лангместур. – Хватит тут изображать лебедя, рака и щуку!
Гребцы старались. Максим тоже вкладывал свою лепту в общее дело – рулил.
Скедия плавно огибала выглядывавшие из-под воды камни, порою чиркая килем по тем, что лежали глубже.
Берег постепенно удалялся, открывая взгляду все «лукоморье».
Костя уже чуток приноровился, поймал ритм гребли, согласуя его с ритмом дыхания, тягал и тягал весло, поглядывая, как с мокрой лопасти струится вода, как волнишки отходят от корпуса, довольно-таки живо толкаемого в открытое море. В океан.
Грести было тяжело, зато ты при этом попадал в лад всему окружающему – ветру, морю, космосу.
Все вокруг двигалось, неспешно, но вечно, и скедия словно вкладывала свою долю в общий круговорот, ты сам совершал усилия, сочетая их с мирозданием, – подгонял ветер, направлял течение, толкал Землю вокруг оси.
Костя усмехнулся, хотя от напряжения губы искривились.
Сэр Мелиот!
Сейчас, в полушаге от Норэгр, это прозвище показалось Плющу напыщенным и надуманным, совершенно чужеродным для фьордов – там всякие изыски с оттенком гламура смотрятся дико и неестественно.
Простота нужна, а что может быть проще собственного имени? Эваранди! Вот это совсем другое дело…
– Сушить весла! – неожиданно приказал Лангместур. – Ставить парус!
Плющ с удовольствием вынул весло и уложил его на козлы. Трое парней уже суетились, распуская парус.
Эваранди ухватился за свободный шкот, стравливая его потихоньку.
Ветер дул несильный, но и его было довольно, чтобы расправить парусину, выдуть пузо.
«Матросы» заголосили:
– Брас подбери! Да не тот, слева!
– Зачем? Ветер попутный, пусть рей прямо стоит!
– Да чтоб ты понимал!
Тут зарявкал Лангместур, и его слово перевесило.
Мигом укрепились все снасти, и скедия ощутимо прибавила в скорости, несомая широченным полосатым парусом, – вода так и журчала, разбегаясь бурунами от острого форштевня, а драконья башка, скалясь впереди, то поднималась, словно заглядывая за горизонт, то опускалась успокоенно.
Верным путем идете, товарищи!
Косясь на невозмутимого Максима, разминая нывшие мышцы, Константин глянул вперед.
Там, за вздымавшимся острым носом, показался остров – скалистый клочок суши, поросший корявыми риниями.
– Спустить парус!
Потеряв ход, скедия с шорохом втесалась в песчаный бережок. Ингвар первым спрыгнул на пляж, подхватывая канат, и быстренько закрепил его, обмотав вокруг камня, вросшего в песок.
– Пэтр и Паль, на вас – рыба, – распорядился Лангместур. – Ингвар, собери сушняк и займись котлом. Воды набери – там, в скалах, есть. Эваранди, будешь огонь добывать.
– Думаешь, я умею?
– Не можешь – научим, – весело сказал Максим, – не хочешь – заставим! Ищи камень с ладонь величиной, и чтоб в нем вмятина была.
Пока Костя бродил по пляжу в поисках нужной каменюки, Лангместур притащил на берег сухую корягу и заточил ножом колышек, тоже сухой.
Срезав крепкую ветку куксонии, он распустил шнуровку на куртке и привязал к ветви, изогнутой дугою, длинный кожаный ремешок, как тетиву лука, только «тетива» провисала свободно.
– Нашел? – спросил он у Плюща.
– Такой подойдет?
– Потянет! Присаживайся.
Обмотав ремешком колышек, Максим ткнул его в углубление, вырезанное в коряге.
– Держишь лук одной рукой, – сказал он, – а другой…
Лангместур прижал колышек камнем.
– Надавливай легонько и крути.
Водя туда-сюда луком, Плющ добился того, что колышек завертелся, втираясь в сухую древесину. Прошло не так уж много времени, а уже и дымок показался.
– Крути, крути… – подсел Максим, осторожненько подсовывая мох и поддувая.
Появившиеся искорки вспыхнули огонечком, язычки пламени облизывали угощение. Веточки и сухие водоросли добавили пищи огню, и вот уж затрещал костер.
