Скачав с «Рамблера» готовый гороскоп на неделю, он его малость обработал – удалил лишнее, подправил. Готово. Кушайте, не обляпайтесь.
– Это нехорошо – астрологов править, – пригвоздила его Люба. – Получается, что мы людей обманываем.
– Любочка! – сказал Семен проникновенно. – Если бы астрологи говорили людям правду, то все гороскопы были бы одинаковые! А они разные, потому что каждый астролог врет по-своему.
Любаша фыркнула негодующе.
Откинулась в кресле, поставив последнюю точку, вздохнула и пошла к принтеру – забирать распечатку.
В это самое время в дверь заглянул сам главный редактор – кругленький, лысенький Натаныч (иногда – главред).
– Любанька, – сказал он, – ты по ГИБДД сделала?
– Да, Денис Натанович. Отдать вам?
– Не надо. Покажешь Ире, и пусть Тамара выставляет. Сколько строк?
– Четыреста тридцать. Там про новые штрафы, про детей на дороге…
– Фотки есть?
– Две.
– Отлично, сделаем полосу!
Редактор хотел уже было ускользнуть, когда его окликнул Щепотнев.
– Денис Натанович! – воззвал он. – Мне срочно нужны восемь отгулов! Ну, можно десять, если с понедельника…
– Именно десять? – озаботился главред. – А зачем?
– По семейным обстоятельствам, – соврал Семен, не обращая внимания на укоризненное лицо Любаньки.
Натаныч решил изобразить строгость:
– А у вас все сдано?
– Очерк по «Кубку Легиона» я уже отнес Тамаре Николаевне, – отрапортовал Щепотнев, – два письма сейчас наберу.
– У нас в рубрику «Правопорядок» ничего нет.
– Будет!
– Тогда сдавайте. Заявление напишите, и пусть Тамара оформит вам десять дней в счет отпуска.
– Спасибо, Денис Натанович! – с чувством произнес Семен Семеныч.
– Не за что… – обронил редактор, исчезая в дверях.
Вечерком Шимон надумал проведать учителя. Тот жил на самой окраине, в своем доме, большом здании еще имперской постройки, из потемневшего кирпича.
Доехав до «Сахзавода», Щепотнев поплутал по переулкам частного сектора, не знавшим асфальта, пока не вышел к знакомой ограде.
Учитель был дома. Он грелся на осеннем солнышке, сидя на лавочке.
Потрепанные штаны, застиранная рубашка, тапки на ногах, очки на носу, палочка… Типичный пенсионер.
Звали пенсионера Дзюкити Като.
В далеком 45-м барон Като, молодой капитан Армии Великой Японской империи, попал в плен. Отсидев в лагере, повкалывав на стройках социализма, Дзюкити так и остался в СССР. А что ему было делать на земле Ямато, чьи войска оказались повержены, а дух нации сломлен?
Представляясь бедным крестьянином, невинной жертвой японских милитаристов, Като добился пролетарского снисхождения. Но остался в душе истинным самураем.
Он чудом сохранил свою офицерскую катану. Куда бы ни забрасывала его судьба – на колхозные поля, на прокладку дороги в тайге, на спасский цементный завод – меч всегда был с ним, как последняя и единственная связь с былым…
А потом барон пропал.
Одним соседям он говорил, что уезжает на заработки, другим – что жаждет проведать родственников, а на самом-то деле Дзюкити Като справно бился в войске Токугавы Иэясу, провозглашенного сёгуном и правившего землями Ямато, невзирая на здравствующего императора, слабого и нищего.
Шимон усмехнулся. Каждый выбирает свою судьбу.
Когда «Д. Катов, ветеран труда» впервые встретил Семена Щепотнева, тому шел пятнадцатый год. Что уж старый самурай разглядел в мальчишке, неясно, но именно ему барон передал свой меч.
То была, конечно, не родовая катана, шедевр древних оружейников, а заводское изделие – такого добра в ту войну отковали изрядно, но все-таки…
Долгие годы Като учил его владеть клинком – и в школе, и после, во время учебы в вузе, и даже в бытность опером. Древнее искусство внезапно выхватить меч и нанести удар, зовомое иайдзюцу, всасывалось Семеном с жадностью сухого песка, впитывавшего воду.
После ДМБ старшего сержанта Щепотнева барон побывал у оружейников Интермондиума, и те отковали два каролингских меча
[20]
.
Ученик с учителем азартно рубились на них, изобретая гибрид испанской и японской школ фехтования.
Были, конечно, досадные перерывы – то к бабушке отправят на все каникулы, то в армию заберут. Но, как только Шимон возвращался, он тут же возобновлял свои штудии.
Да и «в рядах» время зря не тратилось: прапор Бехоев преподал ему уроки боя на саблях, после чего рядовой Щепотнев чуть в спортроту не загремел.
…Завидев ученика, Дзюкити поднялся, опираясь на палку, и скрылся в доме. Шимон двинулся следом.
В комнатах было зябко, циновки, укрывавшие пол, глушили шаги.
Като, успевший уже переодеться в любимое свое черное кимоно, восседал на татами с достоинством и совершенным бесстрастием.
Семен вошел и поклонился. Дзюкити сделал приглашающий жест: садись, мол. Щепотнев опустился на колени, присел.
– Годы отняли у меня подвижность, – негромко сказал японец, – больше я не могу обращаться с оружием, как то подобает воину. Но все, что знал и умел, я передал тебе, Шимон.
Семен почтительно склонил голову. Он никогда не задавался вопросом, зачем ему владеть мечом, – это было естественнейшей потребностью.
Как питье, как дыхание, как секс.
Щепотнев отрешался от земного, когда брал в руки катану или прямой рыцарский клинок. Меч успокаивал, утешал, снимал усталость, внушал драгоценное чувство общности с ушедшими бойцами, канувшими во тьму веков.
– Раз ты пришел сюда, – проговорил барон, – следовательно, ты последуешь зову Хранителей.
– Да, учитель.
– В тебе признали достойного, – сказал Като с гордостью. – И это лучшая награда для меня за все мои труды и старания. Тебе суждено стать либо великим человеком, либо великим негодяем, хотя грань, разделяющая эти понятия, неразличимо тонка. Ты бесстрашен и безжалостен – этого достаточно. А теперь слушай и запоминай путь…
Глава 3
Валерий Бородин
«Третьим будешь?»
Уссурийск, ул. Агеева, дом у «Семи ветров»
Слава богу, утром в субботу Валерию Бородину дали немного выспаться – аж до девяти. Дочку Вера забрала с собой в зал, где та пищала и агукала, не мешая отцу семейства поваляться в постели лишних два часа.
