— Кто такой этот дядя Витя? Просто загадка! — всплеснула руками Кира, озабоченно закусывая губы.
Мы с Кариной молча пожимали плечами. Нас заранее исключили из числа заинтересованных наследников, против чего мы, в общем-то, не стали возражать, но тут неожиданно для собравшихся в разговор вмешалась Люся.
— Никакая он не загадка, а младший брат Калиного отца, странный тип, — она говорила тихо и размеренно, как будто сообщала нам прогноз погоды на завтра, а не открывала семейную тайну, замалчиваемую много лет. — После смерти Сергея он исчез, пропал без вести: в один прекрасный день ушёл из дома и не вернулся. Через семь лет его объявили умершим, хотя искали долго, и по милицейским каналам, и через телевидение. Потом случайно выяснилось, что он живёт послушником в монастыре на Валааме, бороду отрастил семьдесят сантиметров и богу молится — кто-то из знакомых его среди монахов узнал. Мама ваша старуху туда возила, но тот даже выйти к ним отказался. Пару месяцев назад объявился, позвонил нам и оставил свой номер телефона. Сказал, что жениться собирается, а ведь ему далеко за шестьдесят уже. Точно говорят, что «Седина в бороду, бес в ребро». Мы старухе не стали рассказывать, чтобы лишний раз её не расстраивать: она в последнее время совсем плоха была, никого не узнавала. Он ведь с тех пор, как в мир вернулся, ни разу ей не позвонил и не навестил. А как узнал, что матушка представилась, так сразу билет на поезд купил, за наследством едет. Кто ж откажется? Молитвами-то сыт не будешь, да и квартирами боженька не сильно разбрасывается…
Меня удивил Люсин тон: столько в нём было неприкрытого сарказма. Что-то явно произошло между ними, но что? Люся всегда отличалась спокойным, неконфликтным нравом, не любила сплетничать и не злословила в открытую. Да, она не жаловала маминых кавалеров, родственников и даже нас, но чтобы так! Мы ошарашенно переглядывались. Кристина напряглась и закостенела, почуяв предстоящую нелёгкую битву за наследство, когда на кухню, сияя улыбкой, влетела на всех парах мама.
— О чём молчим? Что такое?
Она, действительно, искренне радовалась, когда её девочки собирались вместе под одной крышей, что в последнее время случалось крайне редко.
— Да так, ни о чём. Они спросили меня про Виктора, я рассказала, — Люся выдержала мамин пристальный взгляд и вновь принялась хлопотать по хозяйству.
Мама повернулась к нам:
— Значит, вы всё уже знаете. Завтра познакомимся. Он с невестой приедет на похороны, потом устроим здесь поминки и поговорим по-родственному. Узнаем, на что он рассчитывает.
— На квартиру он рассчитывает, на что ещё? Было бы наивно думать иначе. Учитывая тот факт, что завещания нет, твои права на наследство придётся доказывать через суд; это займёт долгое время, и неизвестно, удастся ли решить дело хотя бы частично в твою пользу. Ты нас даже не предупредила по телефону, когда звала на похороны! — Кристинин голос возмущённо щёлкал на высоких нотах, как будто она стучала ногтями по вощёной бумаге. — Мы с Кирой предполагали определённую сумму, ты же знаешь, а может случиться так, что останемся ни с чем.
— Это ужасно! Как останемся ни с чем? — вторила матери Кира, стрекоча на полтона выше.
Мама опустилась на стул рядом с Кристиной и взяла её за руку.
— Он — наследник первой очереди, мы ничего не можем сделать.
Кристина не унималась — родной брат моего отца не вписывался в схему. Правильная картина мира с выверенными параллелями и перпендикулярами пошатнулась, слегка завалившись на бок, и принять новое положение вещей сестре было необычайно сложно. Обладая прямолинейным целеустремлённым умом, она никак не могла успокоиться и билась лбом о стену с упорством птицы за стеклянной перегородкой. Я устала её слушать и встала.
— Пойду с собаками погуляю, хорошо?
Мама одобрительно махнула рукой, и я пошла к двери, где ко мне присоединилась Карина.
— Ничего, если я с тобой?
Я кивнула.
Уходя, мы слышали настойчивые требования Кристины и Киры продать какую-то другую из трёх маминых квартир, потому что имущественные дела по разделу наследства могут тянуться неимоверно долго, а у них с дочерью почему-то не было времени ждать.
— А нас даже не спросили, — усмехнулась Карина, когда мы вышли на дорогу в сопровождении маминых огромных псин.
Я не знала, соглашаться или нет: старшая сестра заслужила мамины внимание и участие больше, чем мы. Кристина оказалась самой прилежной и внимательной дочерью из всех троих, какими бы ни были её мотивы, и со временем стала намного ближе к маме, чем мы, несмотря на разделяющее их расстояние в семьсот километров между Москвой и Питером. Я отдалилась от семьи по понятным причинам: живу в другой стране и порой забываю, когда у мамы день рождения, но Карина… Она здесь, в Москве, под боком, но — нечастый гость в мамином доме. Кристина появляется на даче в Подмосковье каждые два-три месяца, а Карина, прикрываясь командировками и большим количеством работы, практически не навещает, редко звонит и вообще не балует маму своим вниманием. А когда-то была её любимицей! Мама не раз осторожно жаловалась мне на сестру.
Мы некоторое время шли молча, подчиняясь коллективной собачьей воле, терпеливо стояли у деревьев и столбов электропередач, а через мгновение вновь неслись вслед за собаками, еле успевая переставлять ноги и удерживать в руках поводки. Наконец, я решилась спросить сестру:
— Ты за что-то на неё обижена?
— Не знаю. Не думала. Может быть…
Забавно, что мы обе опять поняли, о ком идёт речь.
— Я иногда думаю, что все мои неприятности — из-за неё. Мне кажется, что многие поступки в своей жизни я совершала лишь ей наперекор, чтобы сделать не так, как она считала нужным.
Я понимала Каринины сомнения и неясные обиды на маму. Даже если можно было бы сложить нас троих столбиком в многоступенчатом примере по математике, мы и тогда не сравнялись бы по сумме с женщиной, которая нас родила. Наша неустроенность, неуверенность, неудовлетворённость собой, одиночество и усталость — всё началось когда-то давно, ещё в детстве. С возрастом мы научились прикрываться личиной сильных самостоятельных женщин, но внутри остались такими же ранимыми, как раньше, стыдящимися собственной слабости и желания поплакаться у кого-то на плече.
— Как-то очень всё по Фрейду получается, тебе не кажется? — хмыкнула я, стараясь разбавить немногословное уныние нашей с сестрой беседы.
— А думаешь, не так? — с надеждой в голосе спросила Карина и повернулась ко мне лицом, несчастная до неприличия, в глазах — печаль побитой собачонки.
Я не выдержала трагичности момента и рассмеялась в голос. Более нелепого трио обойдённых жизнью неудачниц, чем мы, трудно было представить. Мама растила нас в строгом соответствии с традиционным каноном классического женского воспитания, состоявшего из рисования, музыки и танцев: каждой — своё, потому что на весь набор из трёх предметов у нас не хватило бы времени и денег. Кристину она отдала в хореографический кружок, Карину — в художественную школу, а меня — в музыкальную. Если смешать нас троих в одном флаконе, то получилась бы идеальная барышня девятнадцатого века, которая умела бы всего понемногу: танцевать, рисовать и играть на фортепиано. Оставалось только научиться готовить и зарабатывать деньги, чтобы соответствовать веку нынешнему.
