Но чтобы ответить на этот вопрос, было необходимо понять, каким образом алкоголь вызывает привыкание. Ответ был подсказан исследованиями, которые Синклер начал в университете Орегона, когда изучал влияние морфия на употребление алкоголя. Если морфий утоляет страсть к алкоголю (а алкоголь утоляет страсть к опиатам), то вполне вероятно, что оба средства производят усиление одинаково. Исследования показали, что морфий и другие опиаты (напр., героин) действуют как поощрение путём связывания с особыми опиоидными рецепторам в мозгу. Понятно, что мозг не вырабатывает опиоидные рецепторы для связывания экстрактов опийного мака. Вскоре было установлено, что тело имеет собственные эндогенные опиоиды – эндорфины, которые являются натуральным веществом связывания с опиоидными рецепторами.
[3]
Опиум, героин, морфий и другие опиаты способны оказывать влияние на мозг потому, что у всех этих веществ молекулы по форме аналогичны эндорфинам и поэтому, так же, как эндорфины, они могут связывать и активизировать опиоидные рецепторы.
[4]
Поэтому возникло предположение, что алкоголь действует как усиление, выделяя эндорфины.
[5]
Решением проблемы зависимости была простая блокировка вызываемого эндорфинами усиления при каждом потреблении алкоголя. Синклер решил, что для этого нужно заблокировать опиоидные рецепторы в мозгу, не позволяя им связаться с эндорфинами, высвобождаемыми при каждом потреблении алкоголя. Далее нужно было решить, как это сделать. К счастью для Синклера, уже существовали механизмы проникновения в мозг и блокирования эндорфинов. Это соединения под названием опиоидные антагонисты – препараты, фактически блокирующие опиаты, такие как морфий и героин, и такие опиоиды, как эндорфины, не позволяя им связывать опиоидные рецепторы в мозгу. Они широко известны с начала 1960-х г.г.
[6]
Синклер воспользовался способностью этих препаратов блокировать влияние эндорфинов и приступил к самому своему успешному исследованию алкогольной зависимости – поиску средств отвыкания. Для снятия зависимости Синклер использовал такие средства блокирования опиатов, или антагонисты, как налоксон короткого действия и близкие к нему препараты длительного действия – налтрексон и налмафен.
Опиоидные антагонисты долгое время применялись при обычной анестезии для устранения действия таких опиатов, как морфий. Опиоидные антагонисты способны блокировать опиоидные рецепторы в мозгу, не позволяя им получать опиоиды. Синклер сравнивает это с ключом, который не подходит к замку. До тех пор, пока налтрексон находится в замке, предназначенном для эндорфина, сам по себе эндорфин и другие опиаты отскакивают, не производя никакого действия. Но налтрексон как таковой – это неподходящий «ключ», и открыть замок он не может. Иначе говоря, когда организм абсорбирует такой опиоидный антагонист, как налтрексон, опиоидная система мозга закрывается и эндорфины не могут активизировать или стимулировать опиоидные рецепторы мозга.
Опиодидные антагонисты не вызывают никаких других процессов и не позволяют вам чувствовать ни подъёма, ни упадка. Но они настолько сильны, что могут устранить действие опиатов в мозгу, даже если вы уже приняли избыточную дозу опиатов. Налоксон, краткосрочный опиоидный антагонист, применяют в клиниках во всём мире в качестве спасительного противоядия для ликвидации последствий наркотического опьянения от передозировки героина.
[7]
Фармакологическое отвыкание: устранение зависимости и лечение
Перед тем как провести клинические испытания на людях, Синклер провёл десятки экспериментов по исследованию налтрексона, налмафена и налоксона на сильно пьющих крысах «АлАл» и других крысах, привыкших к алкоголю. Опыты показали, что если наркотически зависимым крысам дать антагонист для блокирования в мозгу опиоидных (эндорфинных) рецепторов, то отмечается уменьшение потребления алкогольного раствора. Это было важное открытие, т. к. стало понятно, что данные лекарственные препараты могут помочь алкоголикам. Не менее важно было понимание сути уменьшения потребления алкоголя: стал понятен механизм действия антагонистов и, следовательно, выяснилось, как именно людям следует применять эти препараты.
На Рис. 2 приведены результаты типичного эксперимента. Крысы ранее пили алкогольный раствор в течение нескольких месяцев, а теперь им его давали только на 1 час в день – это был «час радости». Вода и пища были им доступны постоянно, но каждый раз, когда на клетках появлялись бутылки с алкоголем, крысы набрасывались на него и принимались жадно пить – вследствие ЭАД. Первый столбик показывает среднее количество алкоголя, выпиваемого в каждый «час радости» в течение недели до начала лечения. Затем крысам давали антагонист (в данном случае – налмафен): его им вводили незадолго до каждого из следующих 5-ти ежедневных сеансов. Отметим, что потребление алкоголя в первом сеансе не уменьшилось. Более того, потребление в первый день лечения было даже чуть выше. Это очень важно. Сам по себе препарат не уменьшал тягу животных к алкоголю. Когда бутылки с алкоголем появлялись на клетках, все крысы подбегали к ним и моментально принимались пить. Лекарство давало результат только после того, как крысы выпивали алкоголь, который абсорбировался, поступал в мозг и высвобождались эндорфины. В этот момент препарат блокировал влияние эндорфинов, препятствуя ожидаемому привыканию, которое обычно создают эндорфины. Тем самым модель потребления алкоголя и тяга к нему становились несколько слабее благодаря механизму отвыкания. Впервые это происходило только на второй день курса лечения. На этот раз крысы не так быстро подходили к бутылкам и выпивали намного меньше алкоголя. Затем, после того, как алкоголь абсорбировался и высвобождались эндорфины, препарат снова блокировал привыкание. Тем самым усвоенная ранее модель поведения ослаблялась ещё больше. На 3-й день крысы проявляли ещё меньший интерес к алкоголю. Каждый раз потребление алкоголя при отсутствии последующего подкрепления было шагом на пути к отвыканию, а тяга к алкоголю уменьшалась. На 5-й день только одна крыса подошла к бутылке во время «часа радости».
