– В хорошем отеле всегда есть все, что нужно, – сказала Софи. – Дайте конверт подходящих размеров. Я знаю, у вас есть такие.
Конверты были в третьем ящике стола, слева. Джонатан выбрал желтый, нужного формата, и положил на стол, но Софи не взяла его.
– Пожалуйста, вложите копии в конверт. Хорошенько запечатайте и заприте в свой сейф. У вас должен быть скотч. Да, заклейте как следует. Расписки не требуется, благодарю.
Для отказа у Джонатана на вооружении имелась особенно милая улыбка.
– Увы, мадам, нам запрещено принимать от постояльцев вещи на хранение в сейфе. Даже от вас. Я дам вам ключ от абонентского ящика. Боюсь, это все, что я могу для вас сделать.
Софи уже затолкала документы в сумочку, когда услышала последние слова. Замочек щелкнул, и сумка повисла на ее плече.
– Не будьте со мной таким бюрократом, мистер Пайн. Вы знаете, что находится в конверте. Вы его запечатали. Поставьте на нем свое имя. С этого момента письма – ваши.
Джонатану не привыкать было повиноваться. Он выбрал красный фломастер из серебряной карандашницы на столе перед ним и вывел на конверте крупными буквами: «ПАЙН».
Джонатан как бы говорил Софи без слов: вам все это и расхлебывать. Я вас ни о чем не просил. Я вас ни на что не подбивал.
– Как долго вы собираетесь хранить их здесь, мадам Софи? – осведомился он.
– Может быть, только одну ночь. А может быть, целую вечность. Точно неизвестно. Это как любовное приключение. – У нее не получилось сказать кокетливо, и вышло почти умоляюще: – И должно остаться между нами. Идет? Договорились, да?
Джонатан сказал:
– Да. Конечно. – Его улыбка свидетельствовала о том, что он только слегка, совсем чуть-чуть удивлен этим вопросом.
– Мистер Пайн.
– Да, мадам Софи.
– Мы говорили о вашей бессмертной душе.
– Говорили, мадам.
– Разумеется, мы все бессмертны. Но если вы обнаружите, что я – нет, тогда, пожалуйста, отдайте эти документы вашему другу, мистеру Огилви. Могу я надеяться, что отдадите?
– Если вы так хотите, то непременно.
Она все еще улыбалась, загадочно, как бы из другого измерения.
– Вы всегда дежурите ночью, мистер Пайн? Каждую ночь? Постоянно?
– Это моя профессия.
– Вы ее выбрали?
– Конечно.
– Сами?
– А кто же еще?
– Но вы так хорошо выглядите днем…
– Спасибо.
– Я буду звонить вам время от времени.
– Весьма польщен.
– Я, как и вы, немного пресыщена сном. Пожалуйста, не провожайте меня.
И снова запах ванили захлестнул Джонатана, когда он открыл ей дверь. Сильное желание проводить ее до спальни охватило Джонатана.
* * *
В полумраке вечно строящегося гриль-бара герра Майстера Джонатан снова и снова видел себя в немой роли на сцене того таинственного театра, который представляет собой наша память: он вспоминал, что было дальше с бумагами мадам Софи. Вымуштрованный, пусть даже давно, солдат мгновенно реагирует на призыв к исполнению долга. Только механический, как у робота, поворот кругом: Пайн, стоя в дверях своей конторы, через пустой мраморный холл отеля «Царица Нефертити» наблюдает, как одна за другой вспыхивают яркие цифры над лифтом, указывая на движение вверх.
Пустой лифт возвращается на первый этаж.
Легкость в теле. Руки Пайна горят, ладони покалывают.
Пайн открывает сейф. Комбинация цифр составлена главным управляющим из числа и месяца рождения Фрэдди Хамида – тонкая лесть.
Пайн извлекает копии из конверта, складывает его и засовывает во внутренний карман смокинга, чтобы уничтожить чуть позже.
Копировальный аппарат еще не остыл. Пайн снимает копии с копий, предварительно настроив аппарат на большую четкость. Названия ракет. Названия систем наведения. Профессиональная тарабарщина, в которой Пайн ничего не понимает. Названия химических веществ, которые Пайн не может произнести, но назначение которых знает. Другие названия, такие же смертоносные, но более произносимые, вроде зарин, зоман, табун.
Пайн вкладывает новые копии в обеденное меню и, сложив меню пополам, засовывает в другой внутренний карман. Они еще излучают тепло.
Пайн помещает старые копии в новый конверт, ничем не отличающийся от прежнего. Он выводит «ПАЙН» на новом конверте и кладет его в то же отделение сейфа, где перед этим лежал прежний.
Пайн закрывает сейф. Статус-кво восстановлен.
Пайн через восемь часов, уже в новой роли, лицом к лицу с Марком Огилви в тесной каюте посольской яхты, в то время как миссис Огилви на камбузе, в фирменных джинсах, на скорую руку готовит сандвичи с копченой семгой.
– Фрэдди Хамид покупает опасные «игрушки» у Дикки Онслоу Роупера? – недоверчиво повторяет Огилви, второй раз пробегая глазами документы. – Что за черт? Лучше бы этот свиненок продолжал играть в баккара. Посол будет взбешен. Дорогая, ты сейчас услышишь нечто весьма забавное!
Но миссис Огилви все уже слышала. Они предпочитали шпионить. Нянчить детей не входило в их планы.
* * *
«Я любил тебя, – пронеслось в голове Джонатана. – Но что толку теперь?
Любил. И выдал надутому британскому шпиону, который даже не был мне симпатичен.
Потому что я был в его маленьком списке людей, которые рады стараться, когда труба позовет.
Потому что я Один из Нас, Англичан, благоразумных и преданных стране. Славных Парней.
Любил. Но так и не собрался сказать тебе об этом».
Письмо Сибиллы зазвенело у него в ушах: «… Ваше лицо мрачнеет. Я вам отвратительна».
«Нет-нет, Сибилла, вовсе не отвратительны. – Примерный служащий поспешил хотя бы мысленно успокоить непрошеную корреспондентку. – Просто безразличны. Я сам себе отвратителен».
2
«Прославленная» голова герра Каспара снова взметнулась вверх. Сквозь завывания ветра все отчетливей слышался шум мощного двигателя. Каспар свернул в рулон бюллетени «осажденной» Цюрихской биржи, надел на них резинку и бросил в ящик с прочей денежной документацией. Закрыв его на ключ, кивнул Марио, старшему швейцару. Затем вынул из заднего кармана расческу и провел ею по парику. Марио скосил глаза на Пабло, а тот, в свою очередь, уставился на Бенито, смазливого стажера из Лугано, который, по-видимому, оказывал услуги обоим. Все трое скрывались от непогоды в вестибюле, но теперь с романской бесшабашностью, наглухо запахнув плащи, бросились наружу и исчезли в бушующей вьюге с зонтами и тележками.
«Это не он, – подумал Джонатан с тоской, услышав шум приближающегося автомобиля. – Это метель. Это ветер воет. Это сон».
