– Это тот, о котором говорил майор?
– А кто он, по-твоему? – спросил Фриски. – Какой-нибудь поганый арабский сутенер?
– Я просто спросил… Что они сделали с его лицом?
– Кое-что улучшили, – ответил Фриски.
От ворот большого дома было четыре минуты езды, опять по часам Фриски, при скорости десять миль в час. «Тойота», по всей видимости, проехала мили две по шоссе, огибающему искусственное озеро или лагуну, так как пахло свежей водой и шофер все время забирал влево. Пока они ехали, Джонатан видел отдаленные огни за деревьями и догадался, что это внешняя ограда с галогенными лампами, как в Ирландии. Один раз в темноте рядом с машиной процокали копыта лошади.
«Тойота» сделала еще один поворот, и перед Джонатаном открылся залитый светом фасад усадьбы в стиле дворцов Палладио, с центральным куполом и пологим треугольным фронтоном на четырех высоких колоннах. Купол освещался изнутри круглыми слуховыми окошками вроде иллюминаторов. Над ним возвышалась небольшая башенка, сиявшая в свете луны, словно церковный ковчег. На вершине башни был укреплен флюгер в виде двух гончих, мчащихся за золотой стрелой. «Дом стоит двенадцать миллионов фунтов, а то и более, – говорил Берр. – Содержимое застраховано еще на семь только от пожара. Роупер исключает возможность ограбления».
Дворец стоял на поросшей травой насыпи. Посреди усыпанной гравием площадки поблескивал пруд с лилиями и мраморным фонтаном. Мраморная балюстрада поднималась с двух сторон к дому, смыкаясь у центрального входа, освещенного металлическими фонарями. Фонари были зажжены, фонтан искрился, входные двери сияли двойными стеклянными створками. Сквозь них Джонатан заметил чернокожего слугу в белой тунике, стоявшего под канделябром в холле.
Джип ехал прямо по гравию мимо конюшен, пахнущих теплом лошадей, мимо эвкалиптовой рощи и освещенного бассейна с детской купальней, мимо теннисных кортов и лужайки для крокета, через вторые въездные ворота, менее представительные, но более изящные, чем первые, и наконец остановился перед открытыми дверьми красного дерева.
Джонатан закрыл глаза, потому что голова раскалывалась, а боль в паху сводила с ума. К тому же снова следовало притворяться бездыханным.
«Кристалл, – повторял он про себя, пока они несли его по лестнице, отделанной тиком. – Кристалл. Величиной с «Ритц»».
Лежа в роскошных апартаментах, бодрствующей частью сознания Джонатан продолжал упорно трудиться, все подмечая и запоминая на будущее. Он прислушивался к беспрерывной болтовне негров за окнами и вскоре уже узнавал Гамса, чинившего деревянный помост, и Эрла, обрабатывающего гальку для сада камней, большого поклонника футбольной команды Сент-Киттса, и Талбота, лодочника, отлично исполнявшего калипсо.
До него доходили звуки работы каких-то механизмов, скорее всего электрических вагонеток. Он видел на фоне неба силуэт носящегося взад-вперед «бичкрафта» и представлял себе Роупера в очках с каталогом «Сотбис», возвращающегося на свой остров вместе с Джед, просматривающей журналы. До ушей Джонатана долетали отдаленное ржанье лошадей и цокот копыт с конюшни. Иногда раздавалось рычание сторожевого пса и тявканье собак поменьше, наверное, гончих. И он уже догадался, что эмблема на кармане его пижамы изображает кристалл. Как это не пришло ему в голову раньше?
Джонатан также заметил, что его элегантная комната не избежала разрушительного воздействия тропического климата. Оказавшись в ванной, Джонатан обнаружил, что вешалка для полотенца, несмотря на ежедневный уход, за ночь покрывается солеными разводами испарений. А как окислились держатели стеклянных полочек и шурупы, которыми они привинчены к кафельной стене… Бывали часы, когда воздух становился настолько тяжел, что даже вентилятор сдавался, тогда Джонатану казалось, что он обмотан мокрой простыней, которую не в силах содрать.
И он помнил, что здесь его персона все еще под знаком вопроса.
* * *
Однажды вечером на воздушном такси его навестил доктор Марти. Он спросил, говорит ли Джонатан по-французски, и тот ответил утвердительно. Поэтому, пока Марти осматривал голову и пах Джонатана, стучал маленьким резиновым молоточком по его коленям и рукам, заглядывая в глаза с помощью офтальмоскопа, Джонатан отвечал на серию не совсем обычных вопросов по-французски, понимая, что его проверяют отнюдь не на предмет здоровья.
– Но вы говорите по-французски как европеец, мсье Ламон!
– Нас так учили в школе.
– В Европе?
– В Торонто.
– Но в какой же школе, черт возьми! Они там семи пядей во лбу?
И дальше в таком же роде.
Доктор велел отдыхать и ждать.
«Ждать чего? Пока вы меня разоблачите?»
– Чувствуете себя немного лучше, Томас? – заботливо спросил Тэбби со своего места у двери.
– Пожалуй.
– Тогда хорошо, – откликнулся Тэбби.
Чем скорее выздоравливал Джонатан, тем внимательней его сторожили.
* * *
Увы, сколько ни силился Джонатан, узнать что-нибудь о доме, где его держали, не удавалось. Не слышно было дверных звонков, телефонов, факсов, запахов кухни, обрывков разговора. Он вдыхал медовый аромат жидкости для полировки мебели, инсектицид, благоуханье свежих и сухих цветов, а иногда, при соответствующем ветре, запах конюшни. Тянуло жасмином, свежескошенной травой и хлоркой из бассейна.
И все же он, сирота, солдат и гостиничный служащий, вскоре ощутил нечто известное из прошлого: ритм хорошо отлаженной системы, не дающей сбоев даже при отсутствии высшего администратора. В полвосьмого утра начинали работу садовники, и Джонатан мог проверять по ним часы. Ровно в одиннадцать удар гонга оповещал о наступлении двадцатиминутного перерыва, тишину которого не нарушал ни единый звук. В час гонг звучал дважды, и при желании Джонатан мог расслышать звуки местной речи из рабочей столовой.
В дверь постучали.
Фриски открыл и ухмыльнулся.
«Коркоран развращен, как Калигула, – предупреждал Берр, – и хитер, как стая обезьян».
* * *
– Старина, – послышался хриплый голос представителя английских верхов, сопровождаемый запахом вчерашнего алкоголя и выкуренных поутру отвратительных французских сигарет. – Как сегодня наше самочувствие? Ну что ж… С красным цветом Гарибальди покончено, и на голубого бабуина вы больше не смахиваете. Сегодня у нас расцветка старой ослиной мочи. Можно ожидать скорого выздоровления.
Карманы ворсистой куртки майора Коркорана были набиты ручками и всяким хламом. Обширные пятна пота шли от подмышек к животу.
– Я хочу уехать. Скоро, – сказал Джонатан.
– Разумеется, дружок, когда пожелаете. Поговорите с шефом. Они вот-вот вернутся. В зависимости от погоды и всего прочего. У нас неплохой аппетит, не правда ли? И спим мы крепко. Ну, до завтра. Пока.
Когда наступило «завтра», снова явился Коркоран, стал снова его разглядывать и дышать на него табаком.
