* * *
Упоение боя.
Спокойствие боя.
Он сын своего отца. Похороните его в военной форме.
Джонатан осторожно сунул камеру в карман джинсов и внимательно осмотрел стол на предмет нечаянных следов. С помощью носового платка он вытер поверхность стола и корешки папок.
Голос Дэниэла звучал громче, чем у Джед, но Джонатан все равно не мог разобрать, что они говорят. В конюшне один из отпрысков Лэнгборнов, по-видимому, решил, что настала и его пора присоединиться к этому трагическому хору. Эсмеральда вышла из кухни и уговаривала Дэна не быть глупым мальчиком, иначе что скажет его папочка?
Джонатан вышел в гардеробную и с помощью отмычки запер кабинет, провозившись дольше положенного из-за боязни повредить дверную накладку.
К моменту, когда он оказался в спальне, до него донеслись шаги Джед по лестнице, ее ноги были обуты в ботинки для верховой езды. При этом она оповещала всех, кто мог ее слышать, что больше никогда, да-да, никогда не возьмет Дэниэла кататься верхом.
Джонатан подумал, не лучше ли спрятаться в ванной или гардеробной Роупера. Однако это ничего не меняло. Он почувствовал истому, напоминающую любовную, нежелание суетиться. Поэтому, когда Джед возникла на пороге комнаты в полном верховом снаряжении, но с непокрытой головой и без хлыста, разгоряченная жарой и гневом, Джонатан стоял перед столиком у софы и поправлял в вазе корабельные цветы, ибо, пока он шел по лестнице, они сбились в кучу.
Вначале гнев на Дэниэла не позволил ей удивиться. И его поразило, что по крайней мере гнев делает ее естественной.
– Томас, если вы в самом деле имеете какое-то влияние на Дэниэла, научите его не распускать слюни всякий раз, как он ушибется. Одно небольшое падение, ничего не пострадало – кроме его гордости, и он такое устроил! Послушайте, Томас, что, черт побери, вы делаете в этой комнате?
– Принес корабельные цветы из вчерашнего похода на гору.
– Почему вы не отдали их мисс Сью?
– Хотел сам их поставить.
– Вы могли это сделать внизу и отдать мисс Сью.
Она посмотрела на неубранную постель, на вчерашние платья, брошенные на шезлонг, на открытую дверь в ванную.
Дэниэл все еще плакал.
– Заткнись, Дэниэл! – Ее взгляд снова возвратился к Джонатану. – Томас, в самом деле, с цветами или без цветов, это просто офигенная наглость!
«Все тот же гнев. Просто переключилась с Дэниэла на меня», – подумал он, продолжая поправлять букет. Ему ужасно захотелось ее защитить. Отмычки давили на бедро, фотокамера почти вылезала из неглубокого кармана, и, конечно, история с корабельными цветами, выдуманная для Эсмеральды, была явно жидковата. Но больше всего в этот момент его волновала безмерная уязвимость Джед. Вопли Дэниэла стихли, он прислушивался к произведенному эффекту.
– Почему бы тогда не вызвать охрану? – предложил Джонатан, обращаясь не столько к Джед, сколько к цветам. – Вон на стене, рядом, специальная кнопка. Но можно и по внутреннему телефону, что предпочитаете… Нужно набрать девятку, и я должным образом расплачусь за свое нахальство. Дэниэл плачет не потому, что ушибся. Он не хочет возвращаться в Лондон и не желает делить тебя с Кэролайн и ее детишками. Он хочет всю тебя целиком.
– Выйдите, – сказала она.
Но его спокойствие было непоколебимо, так же как и беспокойство за нее. В том, что происходило между ними, главенствовал он. Время прикидок и репетиций миновало. Настал момент действовать.
– Прикрой дверь, – тихо велел он. – Сейчас не лучший момент для беседы, но мне есть что сказать, и я не хочу, чтобы Дэниэл слышал. Он и так слишком много всего слышит через стенку.
Она пристально взглянула на него, и он прочел на ее лице неуверенность.
Она закрыла дверь.
– Я одержим тобой. Я не могу выбросить тебя из головы. Это не значит, что я влюблен в тебя. Но я просыпаюсь и засыпаю с тобой. Я не могу почистить зубы, чтобы заодно не почистить и твои, но большей частью я ссорюсь с тобой. В этом нет логики, как нет и удовольствия. Я не слышал от тебя ни одной стоящей мысли, в большинстве своем то, что ты говоришь, – просто высокопарная ерунда. Тем не менее всякий раз, когда мне приходит в голову что-нибудь веселое, я хочу посмеяться вместе с тобой. А когда грущу, мне хочется, чтобы ты утешила меня. Не знаю, что ты собой представляешь, если вообще хоть что-нибудь представляешь… И для чего ты здесь? Может, чтобы пить пиво, или ты смертельно влюблена в Роупера? Уверен, ты и сама не знаешь. У тебя в голове, наверное, полная мешанина. Но это не меняет дела. Я негодую, я дурею, мне хочется свернуть тебе шею. Но это все та же одержимость.
Джонатан говорил для себя, и ни для кого другого. Хотя безжалостный обитатель сиротского приюта, навсегда поселившийся в нем, не мог удержаться от того, чтобы не переложить часть вины на ее плечи.
– Возможно, ты за мной слишком прилежно ухаживала. Помогала сесть. Сама присаживалась на мою кровать. Впрочем, это грех Дэниэла, потому что позволил себя похитить. Вернее, мой, потому что позволил себя избить. И твой, потому что смотришь на меня так.
Джед прикрыла глаза, и на мгновение показалось, что она спит. Но она тут же открыла их и подняла руку к лицу. Джонатан испугался, что не рассчитал удар и вторгся в уязвимую область, которую они тщательно друг от друга оберегали.
– Таких офигенно наглых вещей я в жизни не слышала, – сказала она несколько неопределенно после некоторой паузы.
Фраза повисла в воздухе.
– Томас, – сказала она, будто зовя на помощь.
Он остался безучастен.
– О Господи, Томас… Черт… Но ведь это дом Роупера!
– Да-да, Роупера, а ты – его девушка. Но только до поры, пока тебе это не опротивеет. А я чувствую, что очень скоро опротивеет. Кэролайн Лэнгборн рассказала тебе, какой он аферист. Нет, это не пират и не картежник с Миссисипи, не романтический искатель приключений, или за кого там еще ты его принимала, когда вы познакомились… Роупер проворачивает аферы с оружием, а значит, он немного убийца. – Это был, конечно, отчаянный шаг. Одним махом он нарушил все установки Берра и Рука. – Вот почему люди вроде нас с тобой ставят на себе крест, шпионя за ним. Повсюду в кабинете оставлены следы. «Здесь была Джед». «Это волос Джед Маршалл». Он убьет тебя за это. Вот что он делает. Убивает. – Джонатан остановился, чтобы проверить эффект своего полупризнания. Но Джед застыла на месте. – Лучше пойду поговорю с Дэниэлом, – произнес он. – Что же с ним приключилось?
– Бог его знает, – ответила она.
Когда Джонатан выходил, Джед повела себя странно. Поскольку она все еще стояла в дверях, то слегка отступила, освобождая проход, что могло быть обычной вежливостью. Но потом, повинуясь какому-то неясному импульсу, опередила его, схватилась за ручку двери и отворила, будто его руки были заняты и он был неспособен сделать это сам.
