– Доктор Марти сказал, что они чуть не убили тебя.
– Это я чуть не убил их. Вышел из себя. Эта игра могла плохо закончиться.
– Как ее звали?
– Софи.
– Ты должен рассказать мне про нее.
Она имела в виду здесь, в этом доме, сейчас.
* * *
Он проводил ее наверх, в спальню, и лежал рядом, не прикасаясь. Рассказывал о Софи.
Она уснула, но он никак не мог заснуть. Проснувшись, Джед захотела содовой, и Джонатан принес бутылочку из холодильника.
В пять часов, перед рассветом, он надел спортивный костюм и проводил ее по туннелю до сторожки, не разрешая зажигать фонарь. Она шла чуть позади, с левого бока, как новобранец, которого вели в бой.
Подойдя к сторожке, Джонатан просунул голову и плечи в окно, чтобы поболтать с ночным сторожем Марлоу и дать возможность Джед проскочить незаметно.
Его тревога не улетучилась, когда, вернувшись, он застал Амоса Расту сидящим возле двери в ожидании чашки кофе.
– Вчера вечером вы пережили великолепные, воодушевляющие минуты, возносясь душой, мистра Томас, сэр? – спросил он, положив в чашку четыре доверху наполненные ложки сахара.
– Обычный был вечер, Амос. А у тебя?
– Мистра Томас, сэр, я не слышал здесь у нас запаха дыма в час ночи, с тех пор как мистра Вудмен, бывало, развлекал своих подружек музыкой и любовью.
– Со всех точек зрения было бы лучше, если бы мистер Вудмен почитал назидательную книгу.
Амос расхохотался.
– Кроме вас, мистра Томас, только один человек читает на этом острове книгу. И тот одурманен травкой и слеп, как камень.
* * *
Ночью, к его ужасу, она появилась опять.
Накидки не было. Был костюм для верховой езды, который, как она считала, давал статус неприкосновенности. Он испугался, но не удивился – уже узнал в ней решительность Софи и понял, что отослать ее назад не легче, чем уговорить Софи отказаться от возвращения в Каир, где ее ждала встреча с Хамидом. Поэтому он успокоился, и это спокойствие объединило их.
Она взяла его за руку и повела наверх. Там рассеянно пересмотрела его рубашки и белье. Сложила аккуратно то, что было сложено неаккуратно. Нашла то, чего он не мог найти. Притянула к себе и поцеловала очень точно, словно заранее решила, до каких пределов может отдать себя ему. Когда они поцеловались, она опять спустилась и, остановившись под светильником, дотронулась до его лица кончиками пальцев, удостоверяясь в его реальности, как бы мысленно фотографируя его, делая с него зарисовки, чтобы унести с собой.
Джонатан не к месту вспомнил пожилую эмигрантскую чету, танцевавшую у Мама Лоу в ночь похищения, как они недоверчиво касались лиц друг друга.
Джед попросила вина. И они сидели на диване, пили и наслаждались объединяющим их покоем. Потом она притянула его опять и опять поцеловала, прижавшись всем телом и заглядывая в глаза, как бы проверяя его искренность. Потом она ушла, потому что, как она объяснила, это была грань, на которой она еще могла удержаться, не дожидаясь, пока Господь сыграет очередную шутку.
Джонатан поднялся наверх, чтобы увидеть ее в окно.
Потом положил экземпляр «Тэсс» в коричневый конверт и надписал с ошибками: В МАГАЗИН ДЛЯ САВЕРШЕНОЛЕТНИХ, через почтовый ящик в Нассау, номер которого дал ему Рук на заре юности.
Бросил конверт в почтовый ящик на побережье, чтобы самолет Роупера доставил его в Нассау на следующий день.
* * *
– Нравится в нашем уединении, старина? – спросил Коркоран.
Он опять сидел в саду Джонатана и пил холодное пиво из банки.
– Очень, спасибо, – вежливо ответствовал Джонатан.
– Слышал, слышал… Фриски говорит, ты тут кейфовал. Тэбби говорит, ты тут кейфовал. Парни на воротах говорят, ты тут кейфовал. И здесь все так же считают.
– Ну и хорошо.
Коркоран выпил.
– И лэнгборнский выводок не подпортил нам удовольствия?
– Мы предприняли пару вылазок. Кэролайн немного угнетена, поэтому дети с удовольствием отдохнули от нее.
– Такие мы хорошие. – Коркоран задумался. – Такие молодцы. Такие лапочки. Прямо как Сэмми. А мне даже ничего от этого маленького педика не перепало. – Оттянув вниз поля шляпы, он замурлыкал, как скорбная Элла Фицджералд, «Такую б нам работку». – Послание от шефа, для вас, мистер Пайн. Час настал. Готовьтесь прощаться с Кристаллом и со всеми. Выступаете на рассвете.
– Куда я поеду?
Вскочив, Коркоран спустился по ступенькам сада к пляжу, словно не желая больше находиться в обществе Джонатана. Поднял камень и, невзирая на тяжесть, бросил в темнеющую воду.
– На три буквы, вот куда ты поедешь! – закричал он. – Какие-то сволочи здорово расстарались! Те, которые за тобой стоят, так мне кажется!
– Корки, ты что, все через жопу пропускаешь?
Коркоран некоторое время оценивал сказанное Джонатаном.
– Не знаю, старина. Хотел бы кое-что и пропустить. – Он опять бросил камень. – Я – глас вопиющего в пустыне. Шеф, пусть никогда и не признается в этом, неисправимый романтик. Роупер верит в свет в конце туннеля. Беда в том, что и трахнутый мотылек в это верил, – тяжело хрюкнув, он запустил следующий камень. – А Корки закоренелый скептик. Ты же, с моей личной и профессиональной точки зрения, наживка, – еще камешек, и еще один. – Я говорю ему, что ты – наживка, а он не верит. Он выдумал тебя. Ты выхватил из пламени его чадо. В то время как Корки благодаря неким анонимным лицам – твоим друзьям, как я подозреваю, – отставлен. – Он допил пиво и швырнул банку на песок, ища глазами новый булыжник, который Джонатан услужливо подал. – Ну ладно, милый, давай начистоту. Кое-кто собирается заложить мальчика?
– По-моему, один мальчик сам чересчур много закладывает, Корки, – сказал Джонатан.
Коркоран отряхнул песок с рук.
– Господи, как тяжело быть преступником, – пожаловался он. – Люди и шум. Грязь. Быть там, где не хочется. У тебя не так? Конечно, нет. Ты ведь выше таких мелочей. Вот это я и твержу шефу. И слушает он меня? Куда там!
– Ничем не могу помочь, Корки.
– О, не волнуйся! Как-нибудь разберусь. – Он зажег сигарету и с удовольствием затянулся. – А теперь вот что, – сказал он, махнув рукой в сторону дома Вуди. – Две ночи без сна, доносят мои шпионы. Мне, конечно, хотелось бы настучать шефу. Нет ничего приятнее. Но я не могу поступить так с госпожой Кристалла. Хотя и не могу отвечать за остальных. Кто-нибудь все равно проболтается. Всегда кто-нибудь пробалтывается. – Силуэт острова Мисс Мейбл четко вырисовывался на фоне луны. – Не могу, не перевариваю вечер. Ненавижу трахальщиков. По той же причине терпеть не могу утра. Все проклятый похоронный звон. Если ты Корки, больше десяти сносных минут в день тебе не отпущено. Еще по одной, за королеву?
