Вооруженный двумя мечами Фалькон сражался как безумный, крошил все вокруг, перерубив заодно боевой штандарт противника с обнаженной женщиной, увитой зеленой лианой, но, когда один противник падал, на его место поспевали еще трое, а к берегу причаливали все новые и новые каноэ с индейцами-новобранцами, в наряде которых было что-то от униформы – камзол, бриджи, а иногда только треуголка. Индейцы перепрыгивали с одной лодки на другую, чтобы присоединиться к сражению. А вода продолжала пребывать.
Земба вел за собой свой народ, словно неумолимый герой легенд, крест Богоматери Всех Миров то и дело поднимался над полем боя, то прорывался в одном месте, то участвовал в кровавом наступлении в другом. Но Богоматерь Затопленного Леса командовала водой, и нападавшие были красным приливом. Город Бога оттеснил Изумительный город за первый и второй ряд траншей. Отбросив в сторону мысли, рассудок и язык, доктор Фалькон в бешенстве рубил двумя мечами направо и налево, и ему было хорошо. Очень хорошо. Он в ужасе и экстазе понял суть греха, от которого страдал Квинн: пребывать исключительно в настоящем моменте, чувствовать происходящее кожей, когда обостряется восприятие, каждую секунду или ты, или тебя, ощущать роскошь полного контроля над другим человеком. Искусство защиты, и даже все те приемы, которым его обучили жители портовых районов, меркли по сравнению с восторгом битвы.
Перья летели над окровавленным холмом. Перед Фальконом мелькнул красный камзол и сияющий меч.
– Араужу! – воскликнул Робер, перекрикивая шум битвы. – А вот и дуэль!
Офицер побежал к нему навстречу, а Фалькон отбросил второй, трофейный, меч. Внезапно Араужу остановился и выхватил пистолет. Кайша загородила француза. Залп, облако дыма, и Кайша упала головой вперед. Французский, португальский, лингва-жерал, игуапа – Фалькон кричал что-то бессвязное. Пошатываясь, она поднялась на ноги, потом широко улыбнулась, разжала левую ладонь и показала кровавый стигмат, где пуля прошла навылет.
– Убей его, муж мой!
Араужу бросил бесполезный пистолет в Фалькона, но тот ловко увернулся. Робер жестом пригласил соперника на бой, а сам встал в стойку. Офицер отдал честь и тоже занял позицию. Новый залп артиллерийского огня с воем врезался в верхушку холма, но там не осталось ничего, кроме обломков дерева и обрывков плоти. Фалькон сделал ложный выпад, а потом пошел в атаку. Араужу несмотря на европейский лоск, не практиковал искусство защиты, так что через пять движений Фалькон выбил из рук соперника оружие, и португальский капитан обнаружил, что ему в грудь уперся кончик лезвия.
– Сеньор, мы с вами оба фидалгу, и я сдаюсь вам на милость.
– Увы, сеньор, я – не фидалгу, – ответил Фалькон и четким движением проткнул ему легкое.
Снизу раздались какие-то крики. Фалькон, вытиравший меч о камзол Араужу, поднял голову и увидел, что крест Носса Сеньора де Тодуз уж Мундуш бешено раскачивался в кольце индейцев-новобранцев. Земба прыгал и кружился, а его копье и меч резали и пронзали. Противники падали, отползали в сторону окровавленные, но с каждой минутой их становилось все больше. Фалькон бросился на помощь. За спиной он чувствовал присутствие Кайши, перевязавшей раненую руку шейным платком Араужу, на этот раз она держала копье опущенным, чтобы выпускать кишки врагу. Ужасная, удивительная женщина. Крест задрожал, крест упал, а потом Земба подхватил его и прижал к тыльной стороне потрепанного щита. Фалькон бросился в круг солдат и принялся рубить и кромсать. Земба издал крик, изогнулся дугой и упал в воду на колени, из раны на сухожилии хлестала кровь, а на лице застыло выражение неизмеримой печали и удивления.
– Уводи их отсюда, тут всё, – задыхаясь, проговорил он и бросил крест, словно дротик. Ленты, украшающие Богоматерь Всех Миров, развевались в воздухе, Кайша протянула окровавленную руку и поймала его.
Земба улыбнулся, в его глазах стояли слезы. Наемник в набедренной повязке-танга и камзоле ткнул его копьем. Кончик лезвия вырвался из горла Зембы, и тот повалился вперед в жижу, все еще улыбаясь.
* * *
Над Сидаде Маравильоза поднялся столп дыма. Это был знак войскам вверх и вниз по течению Риу ду Ору. Снова дали залп пушки Носса Сеньора да Варзеа. Квинн и Вайтака гребли, не сбиваясь с ритма, прячась у корней и за ветвями. В подзорную трубу Льюис видел из укрытия за поваленным деревом базилику примерно в половине лье вниз по течению. Гонсалвеш счел, что португальских канониров и гуабиру, которые заряжают пушки, будет достаточно для защиты. Восточный край базилики остался без присмотра, а среди выступающих опор и орнаментов можно было легко спрятаться. Вайтака и Квинн плыли вдоль ватерлинии в сторону проушины для швартовочного троса, которую единогласно без слов сочли лучшим местом для высадки. Вайтака схватился за трос, уцепился за него ногами и пополз, словно ленивец. Меч Квинна мгновенно застрял в узкой проушине. Негромкий стук – и вот он уже внутри, в вонючем и липком мраке кормового отсека.
– Прежде всего освободи рабов, – велел Квинн. – Тогда вы с легкостью захватите пушки.
Вайтака кивнул и достал стальной нож. Остальное он знает наизусть. Перерезать якорный конец, а потом вместе с рабами напасть с тыла на армию Гонсалвеша.
Мне досталась самая сложная задача, подумал Квинн. Но и самая нужная. Рядом с чашей для омовения рук раздавались голоса мальчиков, они мыли потир и дискос перед праздничной мессой. Черное на черном. Квинн пробрался незамеченным.
Льюис был готов к тому, что внутреннее убранство базилики станет для него духовным ударом, но сейчас ослабленные органы чувств пошатнулись, как от удара физического. Он прошел по центру нефа: по левую руку – небеса, по правую – осуждение на вечные муки и повсюду – Страшный суд. Христос распростер свои руки над огромной алтарной преградой. Сердце, пронзенное шипами, зияло. Квинн достал меч. За хорами столп света падал на алтарь. Голова распятого амазонского Христа была увенчана странным венцом. А перед усеянной звездами Богоматерью Затопленного Леса стоял на коленях человек в простом черном одеянии. Гром пушек сотряс базилику, словно барабанный бой. Платье Богоматери, сотканное из света, задрожало, от потолка отвалились куски, посыпался сине-золотой снег. Квинн поднялся на хоры, держа меч.
– Убьете меня в моем же собственном храме, как святого Томаса Бекета?
[250]
– Я – адмонитор, меня направил отец де Магальяйнш, и я приказываю во имя Господа подчиниться мне.
– Помнится, я уже отказывался, и снова отказываюсь.
– Молчите! Хватит! Вы вернетесь со мной в миссию Ордена в Салвадоре.
– Орден в Салвадоре. Но кому-то из нас, однако, предназначено высшее служение.
Гонсалвеш поднялся на ноги и повернулся к ад-монитору. Казалось, Богоматерь Затопленного Леса заключила его в объятия своей зелени.
