Это правда, зашептали собратья по удочке.
– Разумеется, судья решил все в мою пользу. Если кто и знает про Барбозу, так это Фейжан. Он теперь живет в Нитерой. Вот его номер. – Раймунду вытащил маленький блокнот с резинкой из бокового кармана бермуд и нацарапал огрызком карандаша номер. – Скажете, что я вас направил, тогда он поговорит.
– Спасибо, мистер Суарес.
– Эй, вам понадобится кто-то, чтобы представить факты, а кто сделает это лучше, чем один из самых одаренных писателей и последний профессиональный кариока?
Да, он такой, хором вторили короли рыбалки. Он – маландру.
– Я замолвлю словечко. – Третья ложь Марселины.
Петух не кукарекнул, но поплавок Раймунду внезапно нырнул.
– Глянь-ка! – Он сдвинул кепку на затылок и склонился над удочкой. Когда Марселина оглянулась из тенистой зелени парка Фламенгу то увидела, как братья-рыбаки снимают улов с крючка и возвращают в море. Рыба в заливе была заражена, но Марселине нравилась мысль, что старик предлагает ее в жертву, чествуя Йеманжи.
* * *
С того места, где таксист высадил ее, Марселина слышала звуки электрооргана. «Акварела ду Бразил» в ритмах самбы, достаточно тяжелая на нижнем мануале, летела над балконами среди спутниковых тарелок и цистерн с водой. Любимая музыка ее матери. Марселина поймала себя на том, что ускорила шаги в такт, а потом кивнула Малвине за стойкой консьержки. Музыка кружила вниз по лестнице. Малвина улыбалась. Когда дона Мариза играла на органе, улыбался весь дом. Даже музыка в лифте не могла ее заглушить, аккорды громыхали вокруг барабанов лебедки и контргрузов.
Любой ребенок считает свое детство нормальным. Но не у каждого мать – Мариза Пинзон, королева органа в Бейжа-Флор. Дни славы королевы Маризы, когда она правила по ту сторону полуночи и, как Венера, появлялась из раковины, украшенной в стиле ар деко, в клубе «Вурлицер», уже были сочтены, когда родилась Марселина. Двух ее старших сестер объединяли куда более болезненные и горькие воспоминания о том, как их нянчили бабушки и родственницы, а еще продавщицы папирос и уборщики-геи, пока их матушка, закутанная в атлас, украшенный искусственными бриллиантами, с блестящей тиарой на лбу, отбивая ритм позолоченной туфелькой, играла румбы, пагоде и форо
[133]
для редких посетителей за серебряными столиками. Сохранились фотографии матери, на которых она позировала с Томом Жобином
[134]
, флиртовала с Шику Буарки
[135]
и состязалась с Либераче. У Марселины же остались лишь смутные воспоминания о том, как она смотрела на блестящий шар, крутившийся под потолком, и у нее кружилась голова от бесконечного карнавала огоньков. Она не помнила отца. Марселина была совсем крошкой, когда Мартин Хоффман надел костюм, взял свой кожаный портфель, поехал по делам в Петрополис и больше не вернулся. В течение многих лет она верила, что ее отец Либераче.
Марселина вздрогнула от удовольствия, когда двери лифта распахнулись навстречу размашистому глиссандо. Мать играла все реже и реже, с тех пор как ей диагностировали артрит, превративший ее костяшки в бразильские орехи. Марселина потопталась перед дверным звонком, наслаждаясь музыкой. Альтернативная семья подняла бы ее на смех, но совсем другое, когда дело касается собственной матери. Она нажала звонок. Музыка резко прекратилась.
– Ты не звонишь, ты не заезжаешь…
– Вот же я. И я отправила тебе смс.
– Только потому, что я тебе первая отправила.
Они обнялись и поцеловались.
– Ты опять какая-то напряженная, – сказала мать, держа дочь на расстоянии вытянутой руки, чтобы изучить ее лицо. – Снова делала ботокс? Дай мне номер врача.
– Тебе нужна цепочка на дверь. Сюда может войти кто угодно, тебя просто сметут в сторону.
– Ты читаешь мне лекции о безопасности, а сама живешь в грязном и тошнотворном районе Копа? Слушай, я нашла тебе миленькую квартирку с двумя спальнями всего в паре кварталов от меня. Попросила агента распечатать подробную информацию. Не забудь взять перед уходом.
Орган стоял перед открытым двустворчатым окном, комната была залита сияющим светом. На маленьком балконе расположился столик. Марселина уселась на пластиковый стул. Самое безопасное – смотреть на горизонт. Золотистые серферы резвились на волне. Марселина не могла смотреть на них без болезненного ощущения чужой жизни, которую она могла бы прожить. Дона Мариза принесла тарелку со сластями: лимонный пирог, арахисовые квадратики из Минас-Жерайса, от которых болели зубы, крошечные медовые вафли. Кофе в кофейнике и послеобеденная водка для хозяйки. Третья, поняла Марселина, глядя на пустые стопки на органе и на ручке дивана.
– Что ты хотела мне сказать?
– Нет уж, сначала твои новости. Я живу пятнадцатью этажами выше ссор и радостей. – Она предложила дочери арахисовое печенье, но Марселина предпочла медовую вафлю. Для ее строго вымеренного по калориям рациона – это самое меньшее зло.
– У меня новое шоу.
Мать прижала руки к груди. В отличие от других матерей, о которых Марселина слышала на Четвертом канале, Мариза Пинзон отлично понимала, чем ее дочь зарабатывает на жизнь. Марселина – настоящая наследница, Глориа и Ирасема расстроили ее удачным замужеством и дорогими тряпками. Их подростковый бунт заключался в обыденности. С Марселиной же все было по-другому: в случайно оброненных фразах о знакомствах с видными людьми, профессиональных контактах со звездами и эпизодическим романом с умным парнем, который каждый вечер с бледно-голубого экрана вещал всей стране об ужасных вещах, чувствовался аромат той эпохи, когда Королева Клавиш правила из Копа Пэлэс. Для мужчин и детей найдется время, когда дочь станет старше, а сейчас звезды висят достаточно низко, ты в состоянии до них дотянуться, и волшебство все еще работает.
Марселина не хотела прерывать полет матери над тысячей огней Ипанемы, несмотря на горькие сомнения: что, если сестры сделали правильный выбор, а она продала яйцеклетки в обмен на нервозность и двухсекундную похвалу продюсера? Марселина объяснила, о чем передача. Мать потягивала первосортную водку и хмурилась:
– Барбоза плохой черный парень.
– Только не говори мне, что ты помнишь про Роковой финал?!
– Любой кариока помнит, что произошло. Я в то время крутила идиотский и легкомысленный роман с адвокатом Дина Мартина
[136]
. Дино тогда дал пять концертов в Копа Пэлэс. Он заслуживает того, что ты с ним сделаешь, он выставил нас посмешищем.
– Что? Ты о ком?
– Барбоза. Злодей.
