Члены совета стали расходиться.
– Льюис, – Фалькон поднял короткий бамбуковый цилиндр, перевязанный ремнем. – Возьмете это?
– Что это?
– Это история нашего поселения, Сидаде Маравильоза, неполнаяя, ее стиль далек от совершенства, она слишком эмоциональна и лишена академической объективности, но, тем не менее, правдива. Если дамбу не удастся разрушить, если заряда окажется мало, если вы, да защитит нас Господь от зла, потерпите неудачу, то бросьте это в воду и молитесь тем богам, что еще остались с нами, дабы в один прекрасный день ее благополучно прибило к берегу.
Через плетеные стены в хижину пробивался утренний свет. Квинн зажег сигару.
– Неизвестно, когда снова смогу закурить, – пошутил он.
Фалькон почувствовал, как кто-то прикоснулся к его плечу. Это была Кайша. Ее золотистое лицо говорило, что он справедлив с ней, и это единственное, чего она хочет. Интересно, подумал Фалькон, может, она беременна? С рассветного неба раздался крик, словно бы птичий, но таких птах в варзеа не водилось. Его подхватил второй голос, затем третий, пока весь полог леса не зазвенел, словно стая ревунов. Земба поспешил к ограждению, вытащив подзорную трубу, но Фалькон уже повернул большой телескоп вокруг своей оси, изучая горизонт за пределами Сидаде Маравильоза. Он вскрикнул. В объективе, в лучах восходящего солнца, ангелы – огромные ангелы в красных, зеленых и небесно-голубых одеждах, с божественными орудиями в руках – двигались над верхушками далеких деревьев.
Богоматерь Всех Миров
11 июня 2006 года
Сожженные остовы строительной техники все еще дымились, оранжевая краска почернела и облупилась, обнажая металл. Пишасейрос уже приступили к работе своими проворными малярными валиками. «Я, я, я», – кричала Росинья миру. Бетонные стены выдержали огонь, даже удары кувалд, под отколотыми кусками виднелась металлическая арматура, но стены не утратили крепости. Поэтому их колонизировали. Через каждые десять шагов черная метка ADA
[224]
заявляла права на территорию. Им бросал вызов красный значок CV
[225]
: граффити пытались перекрыть друг друга. Феодальные войны: огромная фавела была одним из последних средневековых городов-государств в мире. Сто двадцать пять тысяч человек жили в этой седловине между двух больших морру, жилые дома поднимались на одиннадцать этажей, на балконах колыхалось постиранное белье, а с горного склона виднелись менее высокие, но более комфортабельные Сан-Конраду и Гавеа. На улочках и ладейра повсюду виднелись белые пластиковые трубы, а черные провода свисали с покосившихся столбов так низко, что детям в футболках и тренировочных штанах приходилось нагибаться под ними.
Полицейские едва взглянули на Марселину Хоффман, когда та присоединилась к толпе, двигавшейся вверх, в сторону уличного рынка. Белый цвет кожи так же распространен внутри новых стен фавелы, как и за их пределами. Любой может войти сюда – ведь жителям Сан-Конраду тоже нужно где-то по дешевке покупать мясо и кокаин. Стены нужны лишь для того, чтобы защищать проезжающих водителей от шальных пуль и рикошетов. И никаких других причин. Любой желающий может покинуть фавелу в течение рабочего дня. Серферы с накачанными мышцами и досками под мышками прогулочным шагом шли на пляж в Барра-да-Тижука. Под их шлепанцами хрустело разбитое стекло и звякали использованные гильзы. Полицейские смотрели на них скорее с завистью, чем с враждебностью. Солнце припекало, небо голубело, в океане резвились волны, и вокруг стоял мир на манер Росиньи.
С веранд, из окон доносился регги, этим утром снова шел дождь, и лужи на пластиковых навесах превратились в коварные реки, которые стекали через край прямо на испуганных, улыбающихся покупателей. Марселина прижалась к прилавку, на котором лежали разрубленные ягнята, когда мимо проехала туристическая группа гринго с лицами цвета молочной сыворотки в двух открытых «хаммерах» цвета хаки, бронированных, как для визита в Багдад. Дьявольские резцы скалились с обнаженных овечьих черепов, глазницы зияли: о, лойра пожаловала! Они были правы: Марселина немало поездила по миру, даже побывала по ту сторону моста Тижука, но ее «Маноло» впервые ступили на землю фавелы. Марселина выросла у подножия великой Росиньи, но она была тут такой же туристкой, как и янки в их бронированных джипах. Она задумалась. «Почему нам стыдно? Мы порицаем этих туристов, которые трясутся в джипах с металлическими каркасами, проезжая через рынок так, словно они на сафари. Бразилия отгораживается от неукротимой волны фавелизации, мы сносим лачуги, возводим стены и заявляем о статусе байру, словно бы делаем татуировки поверх шрамов от ужасной детской болезни, которую янки искоренили несколько десятков лет назад. Не ходите к ним, не смотрите на них, не разговаривайте о них, словно это умственно отсталые братья и сестра, привязанные к кровати в дальней комнате. Вот только не они станут камнем преткновения на пути Бразилии в будущее. Они и есть будущее. Они – наше решение для этого пугающего и переменчивого века».
Передвижной магазинчик. Какой-то парень делает лепешки из маниоки на остекленной тележке. Это то самое место. Марселина прислонилась к витрине, наблюдая, как мимо спешат обитатели Росиньи. Все наши миры отдельные, но в то же время пересекающиеся. Она была чертовски довольна своими философскими размышлениями. Достойно самого Эйтора.
Мимо проехало мототакси, развернулось, направилось обратно. Водитель, долговязый мулат в обычной для Росиньи униформе, состоящей из бермуд, майки и шлепок, притормозил рядом.
– Ты – Физик, – сказала Марселина.
– Показывай, – велел парень.
Марселина достала маленькую лягушку, которую приобрела в дорогой кондитерской в центре города. Она развернула золотую фольгу и сунула лягушку в рот. Подтаявший шоколад оставил на ладони легкий след, похожий на звериный. Парень кивнул Марселине, чтобы та села на заднее сиденье. Она сомкнула руки вокруг его талии, и он со свистом понесся через толпу посетителей рынка на выход. Преодолев потрескавшийся заасфальтированный серпантин Эстрада да Гавеа, мототакси оказалось в своей природной стихии, словно обезьянка, на крутых ладейра, которые зигзагом поднимались между грубых, серых жилых домов, исполосованных граффити. «Друзья друзей». Прошло полгода с тех пор, как Бенте-ви застрелила полиция, ставшая верховной судьей в войнах между наркобаронами, но завоеватели из Красной команды едва высунулись с главных артерий. Средневековые частные армии сражаются за феодалов, чтобы править городами эпохи Возрождения, обнесенными стенами. С сотовой связью. С канализацией и водопроводом.
Собаки с лаем отпрыгивали с дороги, женщины, тащившиеся наверх с пластиковыми пакетами, расступались, поднимаясь на ступеньки магазинов, девицы, курившие дома, стряхивали пепел сквозь решетки на окнах. А еще повсюду дети, дети, дети. Марселина спросила, перекрикивая звук работающего мотора:
