– Вот с последним хотелось бы разобраться, – с каменной физиономией сказал Рюген, – сам понимаешь, что серьёзных войск там тебе никто не даст держать, сразу война начнётся.
– Понимаю, – стиснул зубы император, которого донельзя раздражала ситуация со Шлезвигом, зависшая в воздухе
[27]
, – этот вопрос мы так решим, чтобы не подкопаться.
– Вроде твоих войск на моей территории не будет, но будет договор и подготовленные магазины?
[28]
– Именно.
Предложение не было благотворительностью – Швеция в настоящее время была не в лучшем положении. Несмотря на то что в Семилетней войне она была на стороне победителей, экономика страны переживала скверные времена. Мало того – назревал очередной конфликт с Данией, исход которого вызывал в Стокгольме определённые опасения. Если за территорию собственно Швеции они не опасались, то вот за… колонии была определённая тревога.
При ближайшем рассмотрении ситуация оказывалась ещё более интересной – свои… колонии Швеция не могла продать никому, кроме как Померанскому – остальные претенденты были слишком слабы или враждебны, или… Разумеется, какие-то варианты были, но скажем так, – неважные. Так хоть шведы могли быть уверены, что территория не достанется врагам, да и деньги… Деньги в нужных объёмах водились только у Вольгаста-«Калиты».
– Чёрт, чёрт, чёрт! – выругался Пётр и рванул с себя перевязь со шпагой, а затем и парадный камзол. Медленно опустившись в кресло, он закрыл лицо руками.
– Ну за что мне такое, – со слезами в голосе сказал император. Печалиться было от чего – Дания потребовала нейтралитета княжества Рюген, обещая в противном случае «закупорить» Балтику
[29]
.
Пётр хоть и хорошо относился к Грифичу, но такое соглашение посчитал для себя невыгодным. Пусть в это время и была накалённая ситуация, но… Но всё изменило начало войны с Турцией.
Православные повстанцы на территории Правобережной Украины вторглись на территорию Польши, в погоне за отрядом конфедератов, разорившим несколько православных сёл. Это дало повод для полноценного военного союза польских магнатов с Австрией, Францией и Турцией против России и ряда Северных государств.
Разворачивать полноценную войну на несколько фронтов никто не хотел, так что… Неожиданно оказалось, что нейтральный Рюген становится главным пунктом отсутствия боевых действий на Балтике, и в конце ноября договор о передаче земель был подписан.
Он обошёлся Грифичу значительно меньше, чем тот рассчитывал. Деньги вытрясли практически все, но хоть в долги не залез… Договор передавал земли не просто так – он требовал нейтралитета княжества Рюген. Только так можно было сохранить мир на Балтике – тот самый момент, когда даже ничтожные силы Грифича могли изменить ситуацию в ту или иную сторону.
Учитывая, что служил герцог Померанский русскому императору, входя при этом своими владениями, пусть даже частично, в Германскую империю, в настоящее время подконтрольную Австрии… В общем, самыми точными словами была фраза: «Всё сложно».
Всё было настолько сложно, что генерал-аншеф (звание Пётр вручил Грифичу вскоре после получения титула герцога Померанского) отправился в Вену на переговоры. Не то чтобы он блистал как дипломат… Но Игоря можно было назвать самым заинтересованным лицом в предстоящем конфликте – в конце концов от способностей Грифича как миротворца напрямую зависит само существование его новорожденного государства…
Отправился с небольшой свитой – те самые офицеры свиты с денщиками (такими же волчарами), Тимоней, Готлибом да секретарём и камер-юнкером Яковом Сириным. Последний свыше года провёл в поездке по Сибири и сейчас был рад побывать в одном из самых блистательных городов мира – семьёй он пока не обзавёлся, а на подъём был лёгок.
– Да, принц, всё перепроверено – Ульрика Прусская, – Юрген, выполнявший у Рюгена функции контрразведчика, вручил Игорю документы с пометками, и тот углубился в чтение. Читать в тряской карете было не слишком удобно, но никуда не денешься.
– Яша, глянь – это по твоей части, – протянул он один из листов секретарю. Через минуту раздался изумлённый возглас и присвистывание:
– Эк они обнаглели-то!
– Что решать будем? – поинтересовался Юрген. – Я по-всякому прикидывал, но до сих пор не понял – проще пойти на ответные меры и уничтожить их или же действовать как полагается – через суд и прочее?
– Давай-ка отложим этот разговор до конца переговоров, – решительно сказал попаданец после короткого раздумья, – от их исхода многое будет зависеть.
Молчаливый кивок, и документы убираются в шкатулку.
Путешествие нельзя было назвать комфортабельным и, пожалуй, верхом было бы не только быстрей, но и удобней. Но нельзя – багажа слишком много, да и работать с документами в карете худо-бедно всё-таки можно. Однако работа работой, но заниматься гаданием было бесполезно – как их там примут в Вене, да проинструктируют ли посланника – Дмитрия Михайловича Голицына должным образом.
Так что по большей части развлекались байками, да Рюген время от времени доставал свою флейту и музицировал. Но последнее редко – мешала тряска. До времён хвалёных немецких автобанов было ещё очень далеко, и временами дороги напоминали скорее танковые полигоны – результат «умелого» управления некоторых властителей. По большей части слушали рассказы Сирина о поездке – одновременно развлечение и своеобразный отчёт.
Ездил он с проверкой работы учебных заведений – не зря же высылали замешанных в заговоре учителей…
– Да многих кнутом драть пришлось, – рассказывал секретарь, – на бумаге всё как положено, а на деле – приходит учить детей пьяный, да ещё и не каждый день. Ну, большинству внушений хватило, разве что парочку особо наглых под следствие отдал.
– А мне тут шли слезницы о твоей жестокости, – засмеялся князь, – я их подшить велел, сам потом почитаешь, да, может, – дополнительно кому плетей через почту пошлёшь.
Посмеялись и продолжили на тему отвлечённую: помимо инспекции, Яков искал людей, увлечённых историей и желающих оставить что-то после себя. Для этой цели Рюген выделил ему дополнительные средства и поручил найти местных краеведов-любителей.
– Да как ты и велел – не столько деньгами прельщал, сколько перепиской с твоей канцелярией да с Академией наук. Им лестно, что их письма будут читать люди учёные – для самоуважения немало значит.
