– Мистер Хоббс, прошу вас, сядьте и выслушайте меня.
– Конечно-конечно, – закивал Хоббс, сел на стул и уставился на нее сквозь пыльные стекла очков.
В нескольких словах Августа рассказала ему о том, что титул пэра может достаться Бену Гринборну.
– Весьма сожалею, весьма сожалею, – повторял Хоббс нервно. – Но, надеюсь, «Форум» нельзя упрекнуть в недостатке энтузиазма при освещении вопроса, на который вы так любезно предложили обратить мое внимание.
«В обмен на две крайне прибыльные должности директора в компаниях, контролируемые моим мужем», – подумала Августа.
– Я понимаю, это не ваша вина, – сказала она раздраженно. – Но что же теперь делать?
– Положение моего журнала незавидное, – озабоченно сказал он. – Тем более после того как мы с таким красноречием убеждали публику в необходимости предоставления дворянских титулов банкирам, было бы трудно сделать полный разворот и начать убеждать ее в обратном.
– Но вы же не имели в виду, что такой чести должен быть удостоен еврей?
– Верно, хотя среди банкиров действительно много евреев.
– А вы не могли бы написать о том, что среди них достаточно христиан и что премьер-министр мог бы выбрать подходящую кандидатуру среди них?
Хоббс все еще сомневался:
– Мы, вероятно, могли бы….
– Ну тогда пишите!
– Извините, миссис Пиластер, но этого не вполне достаточно.
– Не понимаю вас, – сказала она, не скрывая своей досады.
– Видите ли, среди журналистов распространен такой профессиональный термин – «инсинуация». Например, мы могли бы обвинить Дизраэли – то есть лорда Биконсфилда, каковым он и является, – в том, что он отдает излишнее предпочтение представителям своей национальности. Это как раз и было бы «инсинуацией». Но поскольку он славится своей честностью и объективностью, то такое обвинение может и не сыграть.
Августе не нравилось такое хождение вокруг да около, но она сдержала раздражение, поскольку и сама понимала, что им нужен более весомый аргумент. Подумав, она спросила:
– А когда Дизраэли занимал место в палате лордов, церемония проходила как обычно?
– Разумеется, насколько я знаю.
– И он произносил клятву верности на христианской Библии?
– Да, конечно.
– На Ветхом и Новом Завете?
– Ах да, я вижу, к чему вы клоните, миссис Пиластер. Станет ли Бенджамин Гринборн клясться на христианской Библии? Судя по тому, что мне известно, нет.
Августа с сомнением покачала головой.
– Но он может на ней поклясться, если об этом не будут говорить. Он не из тех, кто стремится к открытой конфронтации. Но если ему бросить вызов, он будет держаться своего мнения до последнего. Если широкая публика потребует, чтобы он давал клятву, как все остальные, он может воспротивиться этому из чувства противоречия. Ему ненавистна сама мысль о том, что его к чему-то принуждают.
– Требования широкой публики, – задумчиво произнес Хоббс. – Ну да…
– Так вы можете это устроить?
Хоббсу идея понравилась.
– Я уже вижу заголовок, – возбужденно заговорил он. – «ПРОФАНАЦИЯ В ПАЛАТЕ ЛОРДОВ». А вы гениальны, миссис Пиластер. Вы могли бы и сами издавать журнал!
– Вы мне льстите, – ехидно ответила Августа, но Хоббс не заметил сарказма. Он уже снова о чем-то размышлял.
– А ведь мистер Гринборн очень влиятельный человек, – сказал он задумчиво.
– Как и мистер Пиластер.
– Да-да, конечно…
– Тогда я могу на вас положиться?
Хоббс взвесил все риски и решил-таки встать на сторону Пиластеров.
– Предоставьте все остальное на мое усмотрение.
Августа кивнула. Настроение у нее улучшилось. Леди Морт поговорит с королевой о Гринборне, Хоббс устроит шумиху в прессе, а Фортескью упомянет в разговоре с премьер-министром имя безупречной альтернативы: Джозеф Пиластер. Снова будущее представало перед ней в ярком свете.
Она собралась уже было выходить, как Хоббс задержал ее вопросом:
– Могу я поговорить с вами на другую тему?
– Разумеется.
– Мне недавно предложили приобрести печатный станок по довольно разумной цене. Видите ли, в настоящее время мы пользуемся услугами посторонних типографий, но если бы у нас был свой станок, мы могли бы снизить расходы и увеличить количество публикаций…
– Да, я понимаю, – нетерпеливо прервала его Августа.
– И вот я подумал – не мог бы Банк Пиластеров предоставить нам коммерческую ссуду…
«Значит, такова цена его дальнейшей поддержки», – поняла Августа.
– Сколько вам нужно? – спросила она.
– Сто шестьдесят фунтов.
«Капля в море, – подумала Августа. – Если он будет проводить новую кампанию с тем же рвением, с каким защищал идею предоставления титула пэра банкирам, то деньги того стоят».
– Надеюсь, мы договоримся, – добавил Хоббс.
– Я поговорю с мистером Пиластером.
Ей не хотелось показывать, что ее можно легко уговорить. Он сильнее оценит ее услугу, если не сразу получит то, что хотел.
– Благодарю вас. Всегда приятно встретиться с вами, миссис Пиластер.
– Не сомневаюсь в этом, – сказала она и вышла.
Глава четвертая. Июнь
I
В посольстве Кордовы царила тишина. Кабинеты на первом этаже были закрыты, и все служащие разошлись по домам несколько часов назад. Мики с Рейчел сегодня давали ужин на втором этаже для небольшой компании – сэра Питера Маунтджоя, заместителя министра иностранных дел, с его супругой; датского посла и шевалье Микеле из итальянского посольства – но гости тоже ушли, как и убравшие со стола слуги. Вслед за ними собрался выйти и Мики.
Очарование семейной жизни, если оно когда-то и было, для него давно уже развеялось. Ему надоели попытки удивить не-опытную в интимных вопросах жену или пробудить в ней отвращение. Ее готовность к любым извращениям раздражала его. Она почему-то считала, что любое его желание совершенно естественно, а если она что-то вбивала себе в голову, то переубедить ее уже было нельзя. Никогда он еще не встречал женщину, которую было так трудно переспорить.
Она делала все, о чем он просил в постели, но была твердо убеждена, что за пределами спальни женщина имеет такие же права, что и мужчина, а потому не обязана быть рабыней своему мужу. Этих двух правил она придерживалась неукоснительно. Как следствие, они постоянно спорили по любому домашнему вопросу. Иногда Мики удавалось направить спор в другое русло. Во время перепалки по поводу слуг или денег он говорил: «Подыми платье и ложись на пол», и ссора заканчивалась жаркими объятьями. Но в последнее время такой метод часто не срабатывал; иногда бывало даже так, что спор возобновлялся с новой силой, едва он скатывался с нее.
