«Получи, гаденыш!»
Бью со всей дури. От души. «Хо-ро-шо пошла левая. Теперь правой добавить… И еще разок… А теперь потоптаться слегка. По пальцам, по грабалкам, по ручонкам его поганым…»
В промежность я этого барана бить не стал. Туда его Жанна уже приложила. Неплохо так. Коленом. Я ведь, когда в коридор вылетел, только это заметить и успел. Как ее обидчик пополам складывается и рычит чего-то. Или пищит. Что-то вроде «У-у, курва, яйка. Пся крев…» Ну а дальше я уже ни о чем не думал, действовал на одних рефлексах.
Сами ведь понимаете, когда видишь испуганную, прижавшуюся к стене жену, а перед ней какого-то хмыря с мерзкой рожей, да еще руку поднимающего, тут уж не до размышлений, тут любой «тормоз» за секунду до сотни разгонится. Вот и я… разогнался. Да так, что потом еле остановиться сумел. Ей-богу, забил бы гада до смерти, если б Жанна меня не остановила. Так что повезло скотине – живой уполз, на карачках, сопли кровавые утирая. Короче, смылся по-тихому, не успел я его добить. А всё потому, что…
…Жена у меня на плечах повисла, кричит:
– Не надо, Андрей! Не надо, – и уже тише. – Искалечишь гада, весь отпуск в участке у «черпаков» просидишь.
– Да нет тут никаких «черпаков», – бурчу я, остывая. – Одни полисманы какие-то.
Говорю так и поворачиваюсь к супруге. А она продолжает скороговоркой:
– Ой, я так испугалась, так испугалась. Думала, всё уже…
«Ну да, как же, испугалась. Вон как дурню по причиндалам двинула. Все желания у козлины разом отбила вместе с мыслишками его похотливыми. Причем надолго и, как говорится, без вариантов». Мысли мои Жанна, конечно, не слышит, но всё же чувствует, видать, что-то такое, и потому моментально поясняет:
– Я ведь с перепугу. Случайно всё получилось, – и сразу, без перехода, с горящими от восторга глазами. – А потом ты. Ну прямо как барс какой. То есть нет, как лев…
Хм, а вот это мне слышать приятно. Даже очень приятно. Настолько, что плечи сами собой расправляются, грива пушится (лев всё же, не абы кто). И вот в таком надутом виде бросаю снисходительно:
– Да ерунда всё, – правда, тут же спускаюсь с небес на землю, поскольку волнуюсь. Волнуюсь за женушку свою ненаглядную, даже страшно становится, вдруг не успел бы, что тогда. – Ты-то как? Он тебе ничего не сделал? И вообще, чего тут случилось-то?
Жанна морщится, но все же отвечает:
– Да не знаю я. Поленик какой-то пьяный. Увидел меня, приставать начал, лапать там и всё такое. Вот и пришлось его это… немножечко поучить.
– Как это лапать? Куда? За что?
– За что, за что? Да вот за это самое, – ворчит жена, как бы нехотя оглядываясь назад.
– Ни хрена себе компот?! – я просто офигел от подобной наглости. – Бли-ин! Убью гада!
– Да ладно, не стоит, – супруга улыбается и трогает меня за руку. – Всё нормально, Андрюш. Всё хорошо.
– Дай хоть гляну, может, он там испачкал тебе что граблями своими.
– Ой, и правда, – спохватывается Жанна. – Вдруг он заразный какой?
И тут же изящно так изгибается, поворачивается, демонстрируя мне свои обтянутые шортами округлости. А я… я только судорожно сглатываю и осторожно касаюсь ее… хм, н-да. Касаюсь и чувствую, что… «Блин, а ведь и точно, пятно какое-то». Аккуратно сковыриваю ногтем похожий на рыбью чешуйку предмет и брезгливо стряхиваю его на пол.
– Ну что? Что там? – интересуется Жанна.
– Нормально. Сейчас, сейчас тебе всё тут в порядок приведем, – деловито отвечаю я и смахиваю пыль с… того, что глазу приятно (да и на ощупь тоже). Потом еще раз смахиваю, любуясь на дело рук своих, потом… «Ой, чтой-то я увлекся».
– Ну всё, хватит, – говорит жена, останавливая мои ставшие чересчур уж усердными действия. – Хватит меня по заднице гладить, – однако затем улыбается и добавляет смущенно. – Успеешь еще. Позже.
«Ну что ж, позже, так позже. Я не возражаю».
Улыбаюсь в ответ. Она всё понимает и потому без затей берет меня под руку, и мы идем к лифтам. Довольные и счастливые. А ладонь у нее, кстати, ох какая горячая, и даже дрожит слегка. «Ух! Хор-р-рошо!»
Человек в черных очках недовольно морщится от слишком уж пронзительного звонка допотопного телефона. Затем снимает трубку и коротко бросает в микрофон:
– Здесь Рак. Докладывай.
Выслушав доклад неведомого абонента, он кривится, дергает плечом, но всё же справляется с нервами, уточняя:
– Значит, оба прокололись? И Пескарь, и Карась?… Что? Карась надбавку требует? За участие в боевых действиях?
Секунд пять человек молчит, а затем неприятно усмехается в трубку:
– Передай этому шляхтичу недоделанному, пусть у русслийца надбавку попросит. Тот точно надбавит. А вообще убирай оттуда Карася. И чтоб больше никакой самодеятельности. И так уже ни одного жучка не осталось… Что? Расходы?.. Нет, бюджет у нас не резиновый. В общем, работай автономно. В контакте, но очень-очень мягко. Доклад потом, по результатам. Справишься?.. Хорошо, действуй.
Глава 19. Два плюс два
На презентацию мы всё-таки опоздали. Минут на пятнадцать. Однако, как оказалось, всё не так страшно, и, вообще, мероприятие еще не началось. «Ну да, тут все же не Хелимания, а Голубой Купорос. Тут даже пальмы на ветру притормаживают». То есть, с одной стороны, мы вроде как опоздали, а с другой – раньше срока пришли. Парадокс, однако.
Это обстоятельство меня слегка огорчило – могли бы ведь и в номере чуток задержаться и еще кое-что успеть, сами понимаете. А вот Жанна, наоборот, обрадовалась. Не тому, естественно, что мы со своего пятого-седьмого этажа сбежали, а тому, что она здесь Виолетту Матвеевну углядела. Та тоже, видать, польстилась на халявную «закусонь», факт. Иначе б не было ее тут, и не махала бы она нам ручкой, приветствуя. Не меня, конечно, приветствуя, а жену мою, с которой лишь час назад познакомилась. Да уж, женщины, женщины, парой фраз перекинулись и всё – лучшие подруги. А муж теперь, выходит, никому и нафиг не нужен. Такие вот, понимаешь, пироги. Н-да.
Впрочем, как выяснилось, не только у жены тут знакомые водятся. У меня они тоже есть. Имеются, так сказать, в наличии. Точнее, имеется. Потому что один. Знакомец.
– Здорово, Андрюха!
– Здоровеньки булы, Иван Семёнович, – бодро поприветствовал я закусальца, лишь через пару секунд поняв, что же меня в нем смутило. Однако задать законный вопрос уже не успел, поскольку пан Костенко моментально расставил все точки над «и», пояснив с легкой грустью:
– И никому-то здесь мова моя не потрибна. Не любят тут мову, ох не любят.
– С чего бы это вдруг?
– А-а, – махнул рукой закусалец и, тяжко вздохнув, неожиданно посмотрел на мою жену, прислушивающуюся к «мужскому» разговору. Многозначительно посмотрел. Так, что даже я понял, что он хотел сказать.
