Единственный прокол – возможная связь между Кэмероном, Рупертом и Монкадой. Если Руперту удастся выйти на Монкаду и узнать, что мы с ним встречались и я передала ему картину, вот тут-то он все и поймет. А потом все, что требуется, – один анонимный звонок в итальянскую полицию… Единственным реальным доказательством моей вины могут стать банковские счета, если властям удастся их отследить. Для того чтобы предъявить мне обвинение в убийстве, Руперту придется раскрыть свою аферу, но денег ему все равно не видать… Внезапно я заметила, что правое запястье судорожно подергивается, я едва могла удержать ручку. Сколько же я вот так просидела?!
Вдох через нос, выдох через рот. Спокойствие, только спокойствие! Я не могу контролировать все возможные варианты развития событий, но ведь и Руперт не может! По крайней мере, пока он не узнает об убийстве, ничего предпринимать точно не станет. Значит, нужно вытащить деньги со швейцарского счета, тем более что до Швейцарии отсюда рукой подать, и я могу поехать куда угодно и начать новую жизнь! Надо просто дождаться приезда полиции и рассказать им мою легенду. Скомкав листок с именами и зажав его в кулаке, я встала и пошла на берег озера, опустила руку в воду и долго смотрела, как бумага постепенно растворяется. Да, вдруг поняла я, самое тяжелое – это ожидание.
Следующие три дня я испытывала нечто сродни практически невыносимому желанию. Всепроникающий белый шум в отсутствие возлюбленного, который постоянно жужжит в венах, что-то нашептывает тебе на ухо. Я напоминала влюбленную женщину, тайную любовницу, жуткие муки которой может прекратить лишь одно: звук шагов любимого в коридоре дешевого отеля. Каждое утро я бегала по головокружительным туристским тропам, доводя себя до изнеможения, пока бедра не начинали дрожать, а икры – гореть. Я заказывала еду на обед и ужин, но практически не притрагивалась к ней. Постоянно курила, пока меня не начинало мутить, но тут же снова закуривала, ощущая во рту металлический привкус собственных внутренностей. Купила бутылку дешевого бренди и снотворное, какое смогла достать без рецепта, чтобы каждый вечер иметь возможность вырубиться, но все равно просыпалась еще до рассвета от колющей головной боли и наблюдала за тем, как под ветхой голубой простыней бьется мое сердце. Я осунулась, скулы заострились, стали выпирать подвздошные кости. Еще я пыталась читать: на скамейках, откуда открывался потрясающий вид, как на открытке, забравшись на подоконник, растянувшись на песке на безлюдном пляже, но на самом деле мне удавалось лишь смотреть перед собой в пустоту и бесконечно поглядывать на телефон. Я играла с собой в игры, словно влюбленный подросток: если мужчина в голубой кепке выберет шоколадное мороженое, то они скоро позвонят, если паром просигналит дважды – они скоро позвонят. Всякий раз, когда у меня начинал вибрировать телефон, я хваталась за него как утопающий за соломинку, лихорадочно нажимала на кнопки, но не получила ни единого сообщения, кроме короткого «Привет, как жизнь?» от Стива да рекламных рассылок от итальянского «Телекома». Газет я не покупала, чтобы не потерять способности вести себя естественно, хотя это, наверное, было глупо с моей стороны. Раньше я испытывала желание, даже вожделение, но никогда не ощущала такого возбуждения, как в тот момент, когда из трубки зазвучал голос инспектора да Сильвы, пролившийся бальзамом на мою измученную душу после всех этих дней, тянувшихся так же медленно, как янтарная смола стекает по стволу сосны.
– Могу я поговорить с Джудит Рэшли? – неуверенно произнес он по-английски.
– Джудит Рэшли слушает.
– Синьора, меня зовут да Сильва, Ромеро да Сильва.
Неожиданно для себя я чуть не рассмеялась от облегчения. Ну наконец-то началось!
– Синьора, я служу в рядах итальянской полиции. Работаю карабинером в Риме.
Этот момент я хорошо отрепетировала, поэтому быстро ответила:
– В чем дело? Что-то случилось? С моей семьей?! Пожалуйста, скажите, что произошло!
Мне даже не пришлось притворяться взволнованной, потому что я была на грани обморока от напряжения.
– Нет-нет, синьора. Но к сожалению, у меня для вас плохие новости. Убит ваш коллега.
– Не понимаю, о ком вы, – тяжело вздохнув, ответила я.
– Ваш коллега, мистер Кэмерон Фицпатрик.
– О боже! – задохнулась я от ужаса.
– Да, синьора.
Теперь он будет ждать моей реакции, подумала я, наверное, наш разговор записывается. Главное – не переигрывать! Еще пару раз вздохнув в трубку, я заговорила:
– Но мы с ним недавно виделись в Риме, я не понимаю…
– Да, синьора, вы оставили свой телефон в отеле.
– Но как это произошло? Я…
– Мне очень жаль, что я вынужден сообщать вам столь шокирующие известия, синьора. Скажите, вы еще в Италии?
– Да-да, в Италии! На озере Комо!
– Тогда, с вашего разрешения, я должен задать вам несколько вопросов. Вы не против?
– Конечно, разумеется! Мне приехать в Рим? Как это случилось?
– Нет необходимости, синьора, если вы сообщите мне ваш адрес…
– Мне позвонить в консульство? Или его семья уже…
– Все формальности улажены, синьора. Мы просто зададим вам пару вопросов. Пожалуйста, примите мои искренние соболезнования.
Через пять часов они уже были на месте, заранее позвонив и сообщив о своем прибытии. Я ждала их в обшарпанном холле пансиона, ненакрашенная, в черном платье, купленном в Риме, с кожаным ремешком. В голове мелькали безумные мысли о ДНК, которая могла попасть на платье вместе с каплями крови с отрезанного пальца Кэмерона. Вот я и решила надеть то самое платье, не станут же они меня раздевать! Женщина-администратор отвлеклась от просмотра телешоу и с любопытством взглянула на меня, когда у отеля остановилась машина финансовой полиции с римскими номерами. Продолжая спиной чувствовать ее взгляд, я вышла под лучи палящего вечернего солнца и подошла к машине. Сначала я решила, что да Сильва – тот, что постарше, но оказалось, что ему около тридцати, накачанное, мускулистое тело, короткие темные волосы, чистые ногти, обручальное кольцо. А парень-то недурен собой, подумала я. Его напарнику, Монсони, на вид было около пятидесяти, слегка обрюзгший, немного сутулый мужчина. Оба в штатском, идеально отглаженные джинсы и спортивные рубашки поло. Интересно, это хороший знак или плохой? Наверное, если бы они собрались меня арестовать, то приехали бы в форме? Я поздоровалась с ними за руку и замерла в ожидании.
– Мы можем где-нибудь поговорить, синьора?
Я ответила по-итальянски – они тут же заулыбались, обрадовавшись, что не придется говорить по-английски, – и предложила побеседовать у меня в номере: там нас никто не побеспокоит, к тому же они поймут, что мне скрывать нечего. Администраторша посмотрела на нас с таким видом, будто собиралась что-то спросить, но я даже не взглянула в ее сторону, спокойно пошла вверх по лестнице на второй этаж и не обернулась, даже когда она окликнула меня. Войдя в номер, я села на единственный стул, а мужчинам извиняющимся тоном предложила присесть на край полутораспальной кровати. Разгладила на коленях платье и, стараясь говорить спокойно, спросила, чем могу быть полезна.
