– Я пить не буду и тебе не советую! – уже на палубе ответил Федоров, смотря, как на остров опускается густой туман.
До воды осталось метров пятьдесят, а небосклон уже весь заволокло серой мглой.
– Еще немного, и совсем видно ничего не будет! – озабоченно заявил Звягинцев, жестом подзывая матроса. – Возьми три спальника, палатку и мухой на берег! – приказал Звягинцев, первым вступая на трап, справа от которого был натянут дюймовый трос.
Около командира катера материализовался матрос, вооруженный ППШ
[52]
с круглым диском.
– Вахту стоять через четыре часа! Как только кап-два закончит говорить, проводить на берег! И протянуть второй леер! – приказал Звягинцев, в руке у которого неведомо каким образом появилась фляжка, обтянутая зеленым сукном. Он быстро сбежал по трапу, который был перекинут от одинокого камня прямо на песчаный берег.
На берегу был вбит арматурный прут, к которому и был привязан трос, служивший леером для трапа с правой стороны.
Не успел Федоров сойти на берег, как вслед за Звягинцевым на берег сбежал матрос, несущий в одной руке двухметровый полуторадюймовый прут и бухту пенькового троса, а в другой – кувалду на длинной ручке.
Не обращая ни на что внимания, матрос стал забивать прут в песок.
Федоров посмотрел вперед и увидел, что метров через десять на зеленой травке стоит четырехместная палатка, а перед ней красуется простенький деревянный стол и три деревянных же стула.
В пяти метрах справа от импровизированной столовой горел костер, над которым на треноге висел приличных размеров котелок, из которого вился аппетитный дымок, показывая, что в посудине варится уха.
– Разливай уху по тарелкам и жарь рыбу! – небрежно бросил Звягинцев, жестом гостеприимного хозяина показывая на стол.
Моментально из-за палатки выскочили два матроса. Первый с поварешкой и металлическим цилиндром, сваренным из тонких прутьев, а второй с тарелками и огромной черной сковородой.
Сняв крышку с котелка, первый матрос быстро налил три тарелки золотистой ухи, а второй отнес их к столу.
Снова вернувшись к костру, матрос снял с треноги котелок и поставил его в полутора метрах от стола.
Вернувшись к костру, нагнулся и, подняв палку с раздвоенным концом, подцепил треногу и положил ее в траву.
На ее место был моментально установлен цилиндр, а на него сковорода.
Из-за палатки появился матрос с большой деревянной доской, на которой лежали большие куски рыбы, обвалянные в муке.
Куски были размером с ладонь взрослого человека и прямо сочились жиром.
– Палтус очень жирная рыба, и ее можно жарить без масла, – пояснил Звягинцев, обращаясь к кому-то, стоящему за спиной Федорова.
Обернувшись, Федоров обнаружил стоящего за его спиной кап-два.
– Давайте поедим, а то есть хочется, аж переночевать негде! – скаламбурил Соколов, первым направляясь к столу.
Матросы тем временем загрузили на сковороду все десять кусков рыбы и начали их жарить, переворачивая деревянной лопаткой.
Усевшись за стол, Соколов взял деревянную ложку и принялся есть.
Первый матрос, подхватив треногу и котелок, бегом направился на катер.
– Здорово ты моряков вымуштровал! – похвалил Соколов, дохлебав тарелку ухи.
Матрос вернулся с катера, неся перед собой большое деревянное блюдо, на которое стали выкладывать жареную рыбу.
Аккуратно разложив рыбу на блюде, поднял голову на командира катера.
Получив утвердительный кивок, метнулся за палатку и буквально сразу вернулся, неся на подносе несколько кусков рыбы.
– Сейчас матросы себе рыбы пожарят и уйдут. На костре вкус у рыбы совсем другой, – пояснил действия своих моряков Звягинцев.
Пока офицеры не торопясь ели рыбу, матросы закончили жарить свою и, забрав сковороду, убежали на катер, не забыв поставить на цилиндр из прутьев медный чайник.
Глава двенадцатая. Дневка на острове. Прелести затерянного Курильского островка. Теплое озеро
– Завтра уйдем к точке рандеву, а потом на корабле в загранку, – пообещал Соколов, отпивая глоток чая.
– Ближе всего Америка. Туда нужны заграничные паспорта моряков, – глубокомысленно заметил Звягинцев, испытующе смотря на кап-два.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам! – выспренно продекламировал Соколов, внимательно посмотрев на Звягинцева.
– По морю ходят не только немецкие подлодки, но и японские. Нам приходится опасаться не только немцев, но и японцев, которые вот-вот на нас нападут! – пожаловался Звягинцев, кидая взгляд на свой катер, около трапа которого стоял матрос с автоматом.
– Японцы находятся в двойственном положении. С нами они не воюют, а вот с американцами у них напряженная война. Пока мы ходим по Охотскому морю, мы вроде нейтральники
[53]
, а вот когда выйдем в Тихий океан, то перейдем в разряд прямых врагов как немцев, так и японцев, особенно после их нападения на Перл-Харбор, – сморщился кап-два.
– Мы мало что знаем о нападении на Перл-Харбор. Сколько авианосцев участвовало в нападении? – с интересом спросил Звягинцев, начиная убирать со стола.
– В нападении на американскую военную базу участвовало шесть японских авианосцев, с которых вылетело триста пятьдесят три самолета, – ответил Соколов, глядя на катер.
Туман наползал с моря и уже до половины скрыл катер.
«С одной стороны, туман – хорошо: нас не заметят японские корабли и самолеты, которые могут здесь курсировать. С другой стороны – плохо: мы завтра, если не развеется туман, будем стоять около этого камня. А с третьей – опять хорошо, вернее, просто замечательно: если будем стоять, то можно попробовать понырять в бухте. Надо только попросить Звягинцева помочь сделать острогу», – прикинул Федоров расклад на завтрашний день.
– И какие итоги нападения на Перл-Харбор? – не отставал от Соколова Звягинцев.
– Многие самолеты были сбиты, но итог японской операции очень впечатлял. Четыре американских линейных корабля потоплено и еще четыре повреждено, сильно повреждено три крейсера, один из которых затонул, затонуло три эсминца и один буксир, уничтожили на гавайских аэродромах почти триста самолетов, потеряв при этом всего лишь двадцать девять своих летательных аппаратов. В тот же день США объявили войну Японии. Хватит на сегодня разговоров. Пора ложиться спать! – решил Соколов, вставая из-за стола.
– Можно мы еще посидим? – жалобно спросил Звягинцев, еле видный из-за густого тумана, который окутал остров.
