К зданию телеграфа, расположенному, как оказалось, совсем рядом со шпилем энерговода, я подходил с опаской. Все время казалось, что вот-вот за плечо ухватится чья-то рука и вся затея с треском провалится. Но нет, никто на меня не глазел, никто не хватал за руки и плечи. Я спокойно вошел в просторный зал с рядом окошек над деревянной стойкой, протянувшейся вдоль одной из стен. Клиентов было немного, и часть окон была закрыта, но, пройдя вдоль ряда, я нашел свободного оператора. Сидящая за стеклом девушка улыбнулась и, ни слова не говоря, протянула мне бланк, украшенный эмблемой дирижабля с двумя рожками и стилизованной молнией.
Похлопав себя по карманам, я обнаружил лишь несколько гривен и никакого следа любимой авторучки. Вздохнул и взялся за лежащее здесь же на стойке перо, удивительно ухоженное, кстати говоря. Макнув его в чернильницу, я вывел на черновике пару букв и, приноровившись к перу, принялся писать свое «послание турецкому султану».
Одергивая себя и подпрыгивая от нетерпения, я трижды переписывал текст радиограммы, перепортив пять бланков и заплатив за каждый по куне… благо никаких проблем с приемом иностранных монет здесь не возникло… пока наконец не удовлетворился результатом. Вздохнув, перечитал сообщение и протянул его девушке.
Та взяла бланк, пробежала по нему взглядом и, невозмутимо посчитав знаки, озвучила сумму. Куны у меня кончились, так что пришлось набивать карманы сдачей с гривны в виде монеток со смешным названием чентезимо и нескольких лир.
Никакого удивления содержание радиограммы у девушки не вызвало. С другой стороны, думаю, немалое количество купцов использует свои незатейливые шифры, так что мое послание не покажется уж слишком… хм… странным.
– Когда радиограмма будет доставлена? – поинтересовался я, продиктовав восьмизначный номер идентификатора «Феникса», который меня заставили вызубрить, едва «кит» покинул Новгород. На всякий случай, как сказал боцман. Вот он и настал, этот самый «всякий случай», м-да…
– Две минуты. – Девушка улыбнулась и, повернувшись к стоящему у нее на столе аппарату, быстро и уверенно застучала по клавишам.
А я думал, это у нее такая хитровымудренная печатная машинка… Пока я удивлялся, оператор успела закончить набор и вновь повернулась ко мне.
– Есть подтверждение. Ваша радиограмма принята. Будете ждать ответ?
– Нет, спасибо. – Я улыбнулся и, попрощавшись, двинулся на восьмой пирс. Спасать Хельгу.
– «Гросс Зонне Меллинга обманом унесло подругу огненной птицы, прихватив оба яйца». Что за бред?! – Вновь перечитав послание юнца, Гюрятинич обернулся к палубному старшине. – Иван, ты дольше всех знаешь этого шалопута. Почему, черт побери, «Большое Солнце Меллинга» написано по-немецки русскими буквами?! И что он вообще имел в виду?!
Часть шестая
Всё те же, всё то же
Глава 1
Кто сказал, что рожденный ползать летать не может?
На месте! Он все еще на месте. У меня от сердца отлегло, когда, заглянув на восьмой пирс, я увидел парящий меж двух высоких перронов «кит». Да, это не наш шлюп. Такой по «дорожке» в ангар не затащишь. Точнее, затащить-то можно, но вот как его разгружать? У него же только высота гондолы под полтора десятка метров.
А вот суетящиеся вокруг грузовых аппарелей матросы в характерной темно-зеленой форме – это плохо. Как и торчащий у сходней вахтенный.
Плохо, да. Но не смертельно. Было бы глупо думать, что капитан оставит свой «кит» без присмотра. Но зев, ведущий в гигантский объем трюма, и охраняемый вахтенным трап – не единственные способы проникнуть на борт «кита». Говорю как человек, излазивший не один десяток «китов» и каботажников.
Итак, что мы имеем? Дальний транспортный дирижабль «Солнце Велиграда», приписанный к одноименному порту, трехтысячник типа «Аквилон» лигурийской постройки… местный, можно сказать. Хм, в принципе ничего удивительного, после уничтожения парящих городов Венда и его китовых верфей, своих собственных «китов» у вендских компаний нет, приходится покупать за рубежом… Мм, я не о том. Экипаж – от сорока до восьмидесяти человек, считая восемь офицеров и карго-мастера… если верить справочнику Ллойда. Грузоподъемность – четыреста шестьдесят тонн, объем купола – семьсот тысяч кубометров. Здоровая дура, да. Но это все официоз и теория, а на практике… на практике подобный аппарат я видел на свалке и, помнится, потратил не один день на его исследование. Естественно, тогда меня не столько интересовала планировка его палуб, сколько возможность свинтить что-нибудь полезное, но… этот корабль я знаю, и знаю неплохо. А самое главное, я помню, как в него можно забраться, минуя грузовые аппарели трюмов и не поднимаясь по трапу для экипажа. Но для этого необходимо добраться до его днища. Именно там находятся технологические люки для техников ремонтных бригад.
Стараясь не высовываться на открытое пространство, я подошел к спуску, ведущему под перроны, и, осмотревшись, скользнул вниз по скобтрапу. И вновь вокруг железные «кишки» технических переходов, «подземная» часть парящего города во всей своей стальной целесообразности. Трубы, редкие светильники и неистребимый запах металла и смазки. И холод. Здесь ощутимо прохладнее, чем на пирсе или даже в ангаре, где был пришвартован «Резвый».
Миновав несколько поворотов, ориентируясь по заботливо установленным на каждом перекрестке указателям, я добрался до массивных стальных дверей с грозной табличкой: «Пирс № 8. Проход только для арт-техников 3‑го сектора». То, что нужно.
С натугой провернув колесо и отомкнув кремальеры, я толкнул тяжелую створку и, перешагнув комингс, оказался в обширном помещении под перронами. А вот и плоское днище «кита»… парит в метре над полом.
Оглядевшись по сторонам и прислушавшись для верности к Воздуху, я убедился, что, кроме меня, здесь больше никого нет, и направился к вздымающемуся в центре помещения корпусу дирижабля.
Отыскать на покрытой темной краской шершавой стенке задраенный люк оказалось не так просто, как мне казалось. Ничего удивительного, на свалке у близнеца этого дирижабля люк был выдран, что называется, с мясом, и там такой проблемы у меня не было. Но нашел, хотя и не так быстро, как хотелось бы. А вот с открытием проблем не возникло. Легкий удар ладонью над верхней кромкой люка привел к тому, что почти невесомая пластинка заслонки откинулась сама собой, открыв доступ к запорному рычагу. Поворот, щелчок, и люк размером метр на метр беззвучно распахнулся. Добро пожаловать, дескать. Добро… пожалую.
И ведь никакой охраны, просто удивительная беспечность. Помнится, в той жизни даже пассажир не мог попасть на рейс, не пройдя процедуры личного досмотра. А здесь… заходи кто хочет, бери что хочешь. Край непуганых идиотов, честное слово!
Задраив за собой люк, я принялся подниматься по высокому неудобному трапу, проложенному в узком пространстве меж основным корпусом и внутренними переборками дирижабля. Наверх, поближе к палубам… и к Хельге. Трюмы, как место возможного содержания дочери Мирона, я отбросил сразу, как только вспомнил ТТХ
[12]
«Солнца Велиграда». У «китов» типа «Аквилон» трюмные отсеки не герметичны, и находиться там во время полета не лучшая идея для людей, заботящихся о своем здоровье.